Кэти Хикман - Гарем
— Много времени прошло с тех пор, как я была здесь последний раз, Пол Пиндар-ага, — снова заговорила Сафие, и Полу показалось, что он опять слышит печаль в дивном голосе. — Я всегда больше всех цветов любила розы, особенно розы Дамаска. Султан приказывал привозить мне их из Персии. Представляете, как это было: по пустыне движется караван с поклажей, переложенной льдом, и везет одни только розы. Мой повелитель часто смеялся и говорил: «Твои розы дороже изумрудов». Не думаю, что госпожа Нурбанэ знала об этом.
— Могу я сорвать одну розу для вас?
— Отчего же… Сорвите ее, англичанин.
Пол наклонился и сорвал один полураспустившийся цветок. Протягивая его валиде, он заметил, что тень за экраном приблизилась к нему.
— Позвольте мне дать вам совет. Уезжайте. Уезжайте домой, в вашу Англию, Пол Пиндар-ага. Пока слово «верность» не пустой звук, до тех пор ваши торговые соглашения с нашей страной будут действовать.
Она наклонилась еще ближе к нему; несмотря на преграду экрана, он мог разглядеть мерцание нарядного платья, блеск темных волос, почувствовать аромат ее дыхания.
— Но возьмите с собой мою розу, мистер Пиндар. Право, я думаю, это будет только справедливо, ведь у меня тоже есть что-то, принадлежавшее прежде вам.
Глава 27
Стамбул, днем 4 сентября 1599 года
Когда Пол Пиндар вернулся в британское посольство, там все бурлило от волнения. Два роскошных коня, в богатой упряжи и красно-синих попонах, под выложенными драгоценными каменьями седлами, беспокойно гарцевали на камнях мощеного двора. Отряд янычар в высоких белых головных уборах с трепетавшими под ветром нарядными плюмажами охранял вход, у которого толпилась и кишела вся прислуга, как собственно посольская, так и прибывшая с турецкими сановниками.
Не успев войти в двери и подняться в свои апартаменты, Пол натолкнулся на Томаса Гловера.
— Тебя, однако, долго не отпускали. — Томас сосредоточенно водружал на голову огромную шляпу с плюмажем. — Мы уже собирались высылать поисковую партию.
— А это чьи? — Пол указал на коней. — Той самой поисковой партии?
— Нет, приехали люди от великого визиря. Сейчас они сидят у сэра Генри.
Пол недоуменно поднял брови и взглянул на собеседника.
— И ты оставил его с ними одного?
— Это всего лишь визит вежливости, не больше. Как мне сообщили, никаких дел обсуждать они не будут, так что особенного вреда наш посол не принесет.
— Я бы не стал на это надеяться.
— Не волнуйся, я как раз туда отправляюсь.
— Лелеять Лелло, чтобы Старую Девку не обидел злой турок?
Томас Гловер усмехнулся.
— Тебе легко говорить. Я должен дать ему знать о твоем приезде как можно скорей. Есть хорошие новости, Пол. Даллем закончил ремонт нашего дорогого подарка, а нынешние гости как раз намекнули, что при дворе готовы принять верительные грамоты Лелло. Поэтому сейчас я должен спешить, а то как бы он не обмолвился таким словцом, что они сразу передумают. — Гловер легонько встряхнул рукавами, расправляя их и делая более заметными ярко-малиновые шелковые вставки. — Ну, как я выгляжу?
— На мой взгляд, не блестяще. — Пол с трудом выдавил усталую улыбку. — Мог бы подсыпать глянцу побольше. Но все равно нарядно и броско.
Они вместе направились к лестнице, ведущей в дом.
— Как твоя беседа с валиде? — возобновил свои расспросы Гловер и приостановился, с любопытством оглядывая спутника. — Дружище, что с тобой? Ты чуть живой.
— Нет, ничего. Слегка укачало на воде, гребцы из этих евнухов никудышные, за все пиастры из сокровищницы султана они не смогут вести лодку по прямой. — С еще одной вымученной улыбкой Пол положил ладонь на руку Гловера. — Ты выдержишь очередную хорошую новость? С нами готовы подписать новые торговые соглашения, Томас. Но подробнее об этом я расскажу тебе попозже. А теперь ступай, не надо надолго оставлять сэра Генри одного.
Томас начал подниматься по ступенькам, но Пол его снова окликнул:
— Какие мельницы мелют, по-твоему, более медленно — мельницы Господа Бога[62] или мельницы великого визиря?
— Мог бы спросить о чем-нибудь попроще.
Гловер принялся подниматься дальше, но снова остановился и глянул вниз на друга, остановившегося у подножия лестницы.
— Ах да, между прочим, хорошие новости — если ты так их называешь — еще не кончились. Твой негодяй Керью отыскался сегодня утром, живой и невредимый. И, по обыкновению, наглый. Оказывается, произошла небольшая ошибка. Янычары бросились по неправильному следу или что-то вроде этого, я не смог ничего разобрать в его истории. — Он пожал плечами. — Если б спросили меня, я посоветовал бы подержать его в оковах подольше, вреда бы ему это большого не принесло. Как бы то ни было, он уже дома.
С этими словами Томас Гловер удалился.
И в этот раз Пиндар нашел своего слугу сидящим на стене посольского сада.
— Выходит, они тебя выпустили?
— И вас с добрым утречком, секретарь Пиндар.
— Где тебя держали? В темнице Семибашенного замка?[63]
— Нет, в кладовой вашего друга Джамаля. Благодарствую за посылки, — самым обыденным тоном отвечал Керью, не отрывая глаз от лимона, который держал в руке. Под шапкой взлохмаченных волос лицо его казалось сердитым.
— Ну что ж, и на том спасибо. Рад, что по крайней мере в этот раз ты не поленился надеть рубаху. — Пол взобрался на стену и уселся рядом. — Сегодня, по-моему, удачный день. Ты собираешься заняться чем-то полезным?
Керью выудил один из нескольких ножей, покоившихся в кожаном чехле у него на поясе, и твердой рукой многоопытного повара сделал небольшой надрез на кожуре плода.
— Помилуйте, тебя же отлучили.
— Так то было вчера.
Керью усмехнулся.
— Кажется, Кутберт Булл, эта скотина, ухитрился резануть себе палец, — с мрачным удовлетворением сообщил он. — И меня призвали обратно на кухню, готовить кремы для леди Лелло. Если она еще не вдосталь ими наелась. — С гневной торопливостью он принялся срезать цедру с лимона, великолепной спиралью пуская ее вниз. — Не смейтесь. — Его глаза сверкнули. — Если б не это, я бы предпочел остаться в кладовой вашего Джамаля и развлекаться ловлей крыс.
— Видишь ли, я знаю людей, которые были бы чрезвычайно рады упрятать тебя туда надолго, — усмехнулся Пол и, не дождавшись ответа Керью, продолжал: — Лелло даже вручил тебе твои ножи?
— Как видите.
Теперь Джон сосредоточенно раскачивал на кончике ножа срезанную кожуру. Обе его ладони были испещрены шрамами давнишних порезов и ожогов.
