Лжец, лжец - Т. Л. Мартин
Мои глаза сузились, когда она порылась в сумочке и достала телефон.
Она листала на мгновение, затем остановилась. Что-то, чего я не узнал, промелькнуло в ее глазах, прежде чем она подняла экран.
— Посмотри на это.
Это фотография девушки, может быть, на несколько лет старше меня. Мужчина стоял позади нее, обхватив обеими руками ее талию, и улыбался, уткнувшись в ее волосы, когда взъерошенные пряди хлестали его по лицу.
— А что насчет этого?
— Ты действительно не узнаешь своих собственных родителей? — она снова посмотрела на экран, прикусывая внутреннюю сторону щеки. — Полагаю, из-за разницы в двадцать девять лет кого угодно трудно узнать. В любом случае, это не совсем то, что я хотела тебе показать.
Она снова прокрутила страницу и в конце концов остановилась на другой фотографии, на этой ребенок в больнице. Мои родители оба склонились над новорожденным, лоб отца прижался ко лбу матери, а трехлетняя улыбка Айзека достаточно яркая, чтобы ослепить меня, когда он хихикал на больничной койке.
Мое сглатывание обожгло мне горло.
— Ты был прекрасным ребенком, — прошептала моя мама, обводя края фотографии красным ногтем. — Идеальным.
Мои глаза закрылись, и я заставил давление в груди ослабнуть.
— Зачем ты мне это показываешь?
— У моей матери был тяжелый случай послеродовой депрессии. Она так и не поняла, как установить связь со своими детьми и полюбить их. Признаю, нелегко было научиться быть хорошей матерью, когда у меня никогда не было своей.
Она подала плечами, нахмурила брови и посмотрела на фотографию на экране.
— Или, может быть, у меня просто никогда не развивался этот ген. Ген мамы.
Когда она перевела взгляд на меня, он на удивление прозрачный.
— Я родила детей от Винсента, ты знаешь? — она закатила глаза. — Как чудесно все получилось.
Я не знал, что сказать. Чего она ожидала. Это первый раз в моей жизни, когда она рассказала мне что-то личное, и я не хотел заставить ее замолчать, сказав что-то не то.
— Возможно, тебя это удивит, но в детстве я распланировала всю свою жизнь.
— Вообще-то…
Она подняла ладонь, останавливая меня.
— Я знаю. Легко представить себе более беззаботную молодую версию меня, но, по правде говоря, я давным-давно решила, каким будет мое будущее. Я стала бы идеальной женой, в идеальном доме, с идеальной жизнью, — ее пальцы дрожали, когда она теребила жемчуг на шее. — Как оказалось, такие вещи легче сказать, чем сделать.
Мой голос тихий, но грубый, когда я говорил:
— Что ж, у тебя идеальный дом.
Она сухо рассмеялась.
— Да, ну, я много работала ради этого. И я думаю… Если я буду работать достаточно усердно… Я думаю, я могла бы стать достойной матерью, — она высоко держала голову. — Я все равно хочу попробовать. И в свете этого, мне нужно показать тебе одну последнюю фотографию.
— Мама, — я сжал затылок. — Ты не обязана этого делать.
— Что делать?
— Это. Я знаю, тебе нелегко, и если ты чувствуешь вину или что-то в этом роде…
— Кажется, мы только что обсудили, что мое сердце сделано из камня, Истон. Я в порядке, — она опустила взгляд и снова листала свой фотоальбом.
Мой взгляд на нее смягчается. Если уж на то пошло, все, что она доказала, это то, что она более сентиментальна, чем когда-либо заставляла меня думать.
— Вот и мы, — избегая моего взгляда, она протянула мне свой телефон.
Мои брови приподнялись, когда я посмотрел на незнакомца на фотографии. Это молодой парень, лет двадцати пяти, прислонившийся к кирпичному зданию, с легкой улыбкой на лице и черными волосами, касающимися ушей.
— Трэвис Романо, — сказала моя мама, переступая с ноги на ногу. — Твой биологический отец.
Шок поразил меня с такой силой, что перед глазами все расплылось, а цвета на фотографии слились воедино. У меня пересохло в горле.
— Он был из Джерси, пожарный. Но что более важно, он уже был отцом. Я знала, что он мог дать мне то, в чем, как я думала, нуждался Винсент. Он был разведен и не знал, что я замужем, так что, если ты ищешь, кого обвинить, можешь посмотреть на меня.
Я не мог оторвать глаз от фотографии. Он так похож на меня, но незнакомый. Когда я услышал слово "отец", несмотря на все, через что он заставил меня пройти, я все еще подумал о Винсенте. Не тот Винсент, из-за которого я чувствовал себя невидимкой; тот Винсент в больничной палате, из-за которого я чувствовал себя замеченным.
— Истон?
Мягкий голос Евы вернул меня к настоящему, но мои эмоции все еще разрозненны, когда я обернулся и увидел ее в дверях. Она нахмурилась, когда наши взгляды встретились, затем подошла ближе и всмотрелась в фотографию в моей руке. Тихий звук сорвался с ее губ, когда она переводила взгляд с меня на мужчину на фотографии. Она провела пальцами по моей руке, затем слегка сжала.
— Что ж, — сказала моя мама, напоминая мне о своем присутствии, — если ты не возражаешь, я просто возьму это.
Она забрала телефон у меня из рук, положила его в сумочку, дважды хлопнула по сумочке и улыбнулась.
— Я пришлю тебе копию. И Ева… Ты там хорошо поработала.
Она кивнула Еве, ее лицо странно исказилось — глаза прищурились, губы растянулись в гримасе, обнажающей зубы. Я не мог решить, пыталась ли она улыбнуться или у нее запор.
— Я пойду. Пожалуйста, проследи, чтобы этот мальчик вернулся в свою комнату и оставался там.
Она собиралась пройти мимо нас, когда остановилась. Затем она дважды погладила Еву по голове, так же, как и свою сумочку.
— Ты… Ты хорошая девочка, — сказала она, отводя взгляд. — Ну, ладно.
Она исчезла в коридоре.
Ева встретилась со мной взглядом. Ее рот открылся, закрылся, снова открылся.
Мои губы дернулись, и я погладил ее по голове. Раз, другой. Мой голос звучал лениво от веселья, когда я пробурчал:
— Хорошая девочка.
Она ударила меня в живот. Черт. Надо было это предвидеть.
— О боже мой, — на вскинула руки, чтобы прикрыть рот. — Мне так жаль. Рефлекторно.
Морщась, я схватился за больное место и пытался сдержать смех.
— Рефлекс? На что? Поглаживание по голове?
— Нет, просто чтобы пошалить, — она улыбнулась, встала на цыпочки и нежно поцеловала меня в щеку. — Наверное, нам
