Даниэла Стил - Обещание страсти
Прозвучал голос, провозгласивший конец первого сеанса, и группу I собрали в накопителе, где все должны были ждать лифта, не мешая следующим. Было странно наблюдать, как изменились лица уходящих: боль, напряжение, улыбки исчезли. Женщины сжимали клочки бумаги, где были записаны просьбы: паста, носки, фамилия адвоката, которого посоветовал сосед по камере.
— Группа два! — Этот голос прервал мысли Кизии. Алехандро взял ее за локоть. Розовая карточка в ее руке была смята — по ней проверили номер окошка, через которое они будут общаться с Люком.
Рядом, с одной и с другой — стороны, сядут другие посетители, но за ними будет стоять прикрепленный охранник. Пришлось долго ждать: минут десять, может быть, пятнадцать. Они показались бесконечными. А потом из-за стальной двери появились заключенные: цепочка грязных, мятых оранжевых роб, небритые, несвежие лица, нечищеные зубы и широкие улыбки. Люк шел пятым. Едва взглянув на него, Алехандро понял, что он в порядке. А Кизия?
Совершенно бессознательно, увидев Лукаса, она вскочила на ноги, вытянулась во весь свой крошечный рост. Она стояла очень прямо, и на лице ее застыла мучительная улыбка. Глаза полны жизни. Она была необыкновенно хороша в эту минуту. А Люку показалась еще прекраснее, чем всегда. Их взгляды встретились, она чуть ли не танцевала на месте. Он подошел к телефону.
— Почему этот болван стоит у тебя за спиной?
— Лукас!
— Хорошо, охранник. Они обменялись улыбками.
— Чтобы сдерживать любопытных.
— Проблемы?
— Фотографы. Люк кивнул.
— Кто-то сказал, что тут какая-то кинозвезда и множество репортеров. Подозреваю, что это ты. Она кивнула.
— Как ты?
— Хорошо.
Ей не надо было доказывать этого, потому что он тут же отыскал глазами Алехандро, который кивнул и улыбнулся.
— Твое фото в газете ужасно, дорогая.
— Да. Точно.
— Я был потрясен, когда увидел. Похоже, ты потеряла сознание.
— Ладно тебе. Я уже в полном порядке.
— Эта сенсационная новость уже докатилась до Нью-Йорка?
Она снова кивнула.
— Господи, ты, наверно, услышала об этом от Эдварда.
— Можно сказать так. Но он выдержит. Она печально улыбнулась.
— А ты?
Он пристально вглядывался в нее. Она кивнула.
— Что он сказал?
— Ничего особенного. Он просто волновался.
— Надо же было тебе пройти еще и через это помимо всего остального!
Они говорили так, будто сидели рядышком на диване.
— Плевать! Знаешь, Лукас, мы были счастливы до сих пор. Это ведь могло случиться давным-давно.
— Да, но мы могли бы попасть в газеты по более приятному поводу.
Она кивнула и засмеялась. Ей не терпелось переключиться на другие темы — ведь оставалось так мало времени.
— Дорогой, тебе, правда, не так плохо?
— Малыш, мне не привыкать к этому дерьму. Нормально.
— Мы все еще помолвлены, мистер Джонс.
— Кизия, я люблю тебя.
— А я тебя обожаю. — Ее лицо вспыхнуло. Она просто таяла от его взгляда. Они обсудили некоторые технические детали, он дал ей список телефонов с просьбой позвонить, хотя в основном обо всех своих делах успел позаботиться сам, еще до суда. Он знал, каковы шансы, — знал лучше, чем она.
Оставшиеся минуты визита прошли в банальных разговорах, шутках, поддразнивании, саркастических описаниях тюремного меню. Он выглядел на удивление хорошо. Превратности судьбы были ему не внове. Несколько минут он говорил с Алехандро, а потом опять обратился к Кизии. Она сняла трубку. Люк повернулся через плечо на голос, звука которого она не слышала.
— Я так и думал. Время заканчивается.
— О! — У нее потемнело в глазах. — Люк!..
— Послушай, малыш. Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня. Чтобы ты сегодня же улетела в Нью-Йорк. Я уже сказал Алехандро.
— Почему, Лукас?
— А что тебе здесь делать? Болтаться, пока меня не отправят в Квентин, потом ждать три недели, пока я не получу разрешения на визиты, а потом видеть меня по часу каждую неделю? Не глупи, крошка. Я хочу, чтобы ты уехала домой.
Помимо всего прочего, так безопаснее, хотя в данный момент ей ничего не грозит. В его теперешнем положении страсти вокруг должны улечься. Вряд ли кого-нибудь заинтересует Кизия. Он не хотел подвергать; ее даже малейшему риску.
— Уеду в Нью-Йорк, а потом что, Люк?
— Делай все, что захочешь, милая. Пиши, работай, живи. Не ты же в тюрьме, а я. Не забывай этого.
— Лукас, ты… дорогой, я люблю тебя. Я хочу остаться здесь, в Сан-Франциско.
Она была настойчива, но и он не уступал:
— Ты поедешь. В пятницу меня переведут в Квентин. Я сразу запрошу разрешения. Как только получу его, ты сможешь приехать. Это займет около трех недель. Я тебе сообщу тогда.
— Могу я писать тебе?
Он улыбнулся ей, скорчив гримасу.
— Лукас! — Смех разрядил обстановку. — Теперь вижу, что ты в порядке.
— Конечно. И у тебя все будет хорошо. И скажи этому старому черту — моему другу, что, если он не будет заботиться о тебе, ему несдобровать, когда я выйду.
— Очаровательно! Уверена, что он испугается до смерти.
И тут все кончилось. Один охранник что-то сказал Люку с той стороны стеклянной стены; другой, с этой стороны, сказал им, что посещение окончено. Она почувствовала, что Алехандро коснулся ее руки. Лукас поднялся.
— Это все, Кизия. Я буду писать.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
Кажется, весь мир замер, услышав эти слова. Он так смотрел на нее, что слова будто впечатались в ее сердце. Он произнес это и медленно положил трубку. Она, не отрываясь взглядом, провожала его к двери. На этот раз он обернулся с напускной улыбкой и помахал рукой. Кизия помахала в ответ и улыбнулась самой храброй улыбкой. Дверь за ним закрылась.
Охранник отвел их в сторону и проводил к отдельному лифту. Заказанное такси уже ждало в гараже. Репортеров не видно. Через мгновение они уже сидели в машине, быстро удаляясь от Дома правосудия и от Люка. Они снова остались вдвоем, Алехандро и Кизия, но на этот раз ей уже нечего было ждать. Встреча прошла. Слова Люка еще звучали в ушах, а перед глазами стоял он сам — его лицо, прощальный жест руки… Кизии хотелось побыть одной, вспомнить прошлое, подумать о них с Люком… Когда она, пытаясь взять себя в руки, закурила, на ее дрожащей руке засверкал аквамарин…
— Он хочет, чтобы мы вернулись в Нью-Йорк, — сказала она охрипшим голосом, не глядя на Алехандро.
— Я знаю.
Он был готов к борьбе. Его удивило, что Кизия произнесла это так спокойно.
— Ты готова уехать?
Хорошо бы это было так: как можно скорее уехать, к дьяволу, отсюда, чтобы она могла прийти в себя — дома, а не в «Ритце».
— Да. Кажется, есть рейс в четыре. Постараемся успеть.
