Первая любовь (СИ) - Бек Кора
— Не обижайтесь, фрау Пельтцер, но кто виноват, что ваш дядя был коза?
— Я в восторге, фрау Кох, от вашего русского! — съёрничала я и мило улыбнулась.
Но моя собеседница, походу, давно не разговаривала по-русски и решила, что правильным будет другой вариант, который она тут же и озвучила:
— А-а, ошибка! Мне надо было сказать: не коза, а баран?
— Вообще-то, лучше не говорить ничего, ведь дядя Антон за себя постоять уже не сможет, — ответила я и добавила: Не судите, да не судимы будете.
— Антону на том свете за все его грехи ответ давать придётся, — заметила фрау Кох и вдруг брякнула: Повезло, Нине, что её сыночек от Антона сразу после родов помер. А то бы она, бедная, глядя на него, мучилась. Ведь Антон был, — фрау Кох замолчала, пытаясь подыскать нужное слово, — мохеровый эгоист. Ему не нужна была семья, дети. Он хотел жить в своё удовольствие. Да, Нине повезло, — повторила женщина.
— Опаньки! — я вздрогнула и, стараясь не подавать виду, что мне об этом ничего неизвестно, спокойным, даже безразличным тоном сказала:
— Я так не считаю. Ведь у меня тогда был бы брат.
Фрау Кох проглотила наживку и рассказала мне то, о чём в моей семье умалчивали. Хотя, по-хорошему, лично я предпочла бы этого не знать. Но раз уж в моей жизни появился дядя Антон, и из семейного шкафа Пельтцеров посыпались скелеты, я хотела бы теперь узнать наверняка, кто мой отец.
— Сергей — молодец, женился на Нине, когда Антон её, беременную, бросил! — заявила фрау Кох. — Но она всё равно уже не смогла сохранить ребёнка, слишком много перенервничала. Вот мальчик и родился мёртвым. А потом бог дал Сергею и Нине вас, фрау Пельтцер, — она улыбнулась, типа: Мир. Дружба. Жвачка.
— Но вы об этом откуда знаете, если к тому времени уже уехали в Германию? — не сумела я скрыть своего удивления, а про себя обрадовалась.
Признаться, мне было не по себе при мысли, что мой отец — Антон Пельтцер. Ведь я очень любила и люблю своего папу. Но тут начались непонятки, и я грешным делом испугалась, как бы папин брат — этот, если называть вещи своими именами, авантюрист, прожигатель жизни, мошенник, бабник и прочая, и прочая, не оказался моим отцом. К счастью, пронесло.
— Так у меня в вашем райцентре жила подружка, с которой мы до сих пор переписываемся, — ответила женщина и добавила: Нож в мешке не спрячешь.
— Понятно, — я кивнула головой. — Некоторым людям скучно жить без сплетен.
— Думаю, вам, фрау Пельтцер, ещё не всё понятно, — сказала фрау Кох и улыбнулась мне с чувством собственного превосходства. — Наверное, вас мучает вопрос, как ваш дядя дошёл до такой жизни, что оказался, — она запнулась и, показав на свои уши, добавила: в долгах?
— Какое это теперь имеет значение? — ответила я вопросом на вопрос. Но женщина сделала вид, будто моих слов не услышала, а, может, ей просто хотелось поговорить с кем-нибудь по-русски. Как бы то ни было, фрау Кох решила добавить ещё несколько слов.
— Ошибка Антона была в том, что он любил жить на большую ногу. Ну, вы меня понимаете, да? Комфортное жильё, дорогая одежда, хорошие рестораны, в общем, всё самое лучшее. А ещё, — она поджала губы, — он много денег тратил на женщин.
— Вы хотели сказать, фрау Кох, что мой дядя любил жить на широкую ногу? — спросила я безучастно, потому что у меня уже пухла голова от её рассказа.
— Да! Антон хотел всё и сразу. Думаю, он рассчитывал на свою э-э харизму. Ведь женщины его любили, а среди них было немало богатых дам. Он этим умело пользовался.
— Дядя Антон был жиголо?! — мои брови полезли на лоб от удивления.
— Нет, — фрау Кох смутилась, но пояснила: Просто некоторые дамы пытались купить его расположение. Эти женщины думали, что если они будут давать Антону много денег, то он не станет смотреть по сторонам. Но разве козу можно исправить? — сокрушённо произнесла моя собеседница, развела руками и вдруг выдала очередной шедевр:
— И всё равно эти шалавитые деньги счастья ему не принесли!
На губах, как я понимаю, брошенной моим дядей женщины, заиграла мстительная улыбка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Шалавитые?! — я не выдержала и начала смеяться.
— Что смешного я сказала? — нахмурилась фрау Кох.
— Не обижайтесь, фрау Кох, но ваш русский оставляет желать лучшего. Я понимаю, что вы имели в виду “шальные деньги”. Но ваше “шалавитые” это что-то!
— Я вижу, фрау Пельтцер, вам уже стало лучше, — неожиданно сказала обиженная женщина и резко поднялась со своего места. — В таком случае я сейчас переезжаю к себе. И помните: аренда дома проплачена до конца месяца. Наверное, вам стоит поискать что-то подешевле. Не повторяйте ошибок своего дяди. Этот дом вы просто не…
Видимо, памятуя, как она прокололась с “шаловитыми” деньгами, фрау Кох стояла, кусая губы и пытаясь подобрать подходящее слово.
— Да, понимаю, — пришла я ей на помощь, — этот дом я не вытяну. Хотя, с другой стороны, для нас с детьми он всё равно слишком большой. Что в нём делать, играть в футбол, что ли?
На мой взгляд, я достойно вышла из этой щепетильной ситуации. Но, увы, я недооценила женщину, которая, как все стервозные натуры, хотела, чтобы последнее слово осталось за ней. На тонких губах бывшей любовницы моего покойного дяди появилась мерзкая улыбка.
— И ещё… — фрау Кох сделала эффектную паузу.
— Слушаю, — я поняла, что она хочет сказать мне какую-то гадость и постаралась сделать хорошую мину при плохой игре.
— Антон, когда заболел, позвонил мне и попросил, чтоб я за ним ухаживала. Он обещал мне за это заплатить. Увидев, в каком доме он живёт, я решила, что этот прохвост раскрутился, и согласилась на сделку. Но потом оказалось, что у Антона нет денег. Вообще! Теперь долг по моей зарплате перешёл к вам, фрау Пельтцер. Надеюсь, вы не будете это дело тянуть?
— Постараюсь, — ответила я осторожно. — Вы сможете, фрау Кох, какое-то время подождать?
За грудиной заныло. Я хотела помассировать это место, но тут же отдёрнула свою руку. Не хотелось бы мне, чтобы фрау Кох догадалась, что я напряглась. Где я на всё возьму деньги?
— По вашему лицу я вижу, что вы меня не обманете. Надеюсь, один месяц — это достаточно?
— Я постараюсь, фрау Кох, — повторила я, но она, с подозрением глядя на меня, спросила:
— А почему вы не интересуетесь, сколько мне должен Антон? Вы, русские, такие странные!
— Потому что платить вам я буду ещё не завтра, — пожала я плечами. — Мы ещё поговорим на эту тему. Но только не сегодня точно.
— Лучше, если вы будете знать сумму, фрау Пельтцер. Восемь тысяч евро за два месяца.
— Хорошо, — ответила я. Фрау Кох вышла из комнаты. Обессиленная нашей затянувшейся беседой, я тут же откинулась на высокие подушки. Да уж, приплыли.
Красивая и смелая дорогу перешла
— Люся, ты почему трубку не берёшь? — истерично кричала по телефону обычно спокойная, здравомыслящая Ольга. — Ну что это такое? То у тебя телефон отключен, то ты не отвечаешь на звонки, а Ватсап, вообще, игноришь! У меня слов на тебя никаких нет!
— Не кричи, Лёля. Что случилось?
На душе у меня стало тревожно. Неужели мама или бабушка серьёзно заболели? А, может, у Кристинки какие-то проблемы? Или наш салон опять проверяющие взяли в оборот? Ведь Лёля, в отличие от меня, никогда не сходит с ума. Я всегда восхищалась этим качеством её характера, но сегодня Оля кричала, как сорвавшаяся с цепи собака.
Но штука в том, что мне действительно было не до разговоров. После того, как фрау Кох съехала из дома дяди Антона, а я худо-бедно пришла в себя, мне пришлось срочно заняться поиском подходящего жилья.
От высоких европейских цен у меня глаза лезли на лоб. На собственном опыте я убедилась, что свет и воду лучше экономить, и объяснила это малышам.
Милана с Мартином у меня — детки, без ложной скромности, разумные. Они, вообще, скоро стали мало чем отличаться от здешних детей. И когда мы переехали в квартиру в Лейпциге, быстро завели себе друзей.