Высокое напряжение - Виолетта Роман
Мы оказываемся в коридоре. Стоим друг напротив друга, рвано дыша. Яненавижу его до изнеможения… а он так устало смотрит на меня.
— Все сказала? — спрашивает шепотом. Я молчу. А он, кивнув, отворачивается на пару секунд.
— А теперь послушай меня. Это телефон Кира. Он забыл его. Я не знаю, что за шлюхи шлют ему фото, но я, бл*дь, устал от того, что ты постоянно смотришь на меня, как на кусок дерьма! — от спокойствия мужчины не остается и следа. Он напряжен, вижу, что из последних сил сдерживается.
— Да, я был не прав, но так случилось! Да, меня погубила гордыня! Но сейчас ты делаешь то же самое! Будь мудрей! Перешагни ее. Отпусти все, и давай начнем все заново! Я устал от такой жизни! Я не знаю, что сделать тебе еще? Я выкладываюсь по полной, но постоянно получаю в ответ твои косые взгляды и поджатые губы! — он замолкает. Хмурится, будто пытается совладать с собой. Сжимает руками виски.
— Определись уже, Тата, чего ты хочешь?! — поворачивается ко мне, смотрит так затравленно, так измотанно. — Я люблю вас с Мироном! Люблю больше своей жизни! Но и так я больше не хочу.
Лев срывается с места, спускаясь по лестнице на первый этаж. А я не могу пошевелиться. Пригвожденная его откровениями, продолжаю стоять на месте и смотреть на то, как, накинув куртку, он обувается.
Чувствую, как что-то мокрое стекает по лицу. А потом, будто очнувшись от забытья, понимаю, что же произошло.
— Ну и проваливай, жалкий отступник! — рычу сквозь слезы, смотря на него. — Трус! Проваливай! Отказывайся от нас так же как и тогда это сделал! — кричу ему вслед. Он замирает. Обернувшись, смотрит на меня так, что в груди все сжимается.
Громко хлопает дверь, а потом на меня опускается оглушительная тишина. Всхлипнув, слышу, как заводится мотор машины. И вдруг понимаю, что это конец. Все. Он больше не вернется ко мне. Нет, Богатов будет видеться с сыном, приезжать к нему, но после всего произошедшего, после всего сказанного он навсегда закроется от меня. Мы будем чужими. Будем пытаться по отдельности строить свою жизнь, имея общего ребенка…
Господи, но он ведь прав! — жуткая догадка обрушивается на меня. Я так зациклилась на прошлом, клешнями вцепилась в его ошибки, а ведь все совсем не так. Вот он, рядом со мной. Бросает бизнес и городскую жизнь, делает все для нас. И с этим фото… На самом деле я так и ждала подобного момента, когда он оступится, поскользнётся… а дождавшись, набросилась.
— Дура ты, Тата, он ведь уедет сейчас… — всхлипнув от ужаса представленной картины, бросилась вниз. Сбежав по лестнице, прямо так, в чем была, выскочила наружу. Не знаю, почему, но мне было жизненно необходимо остановить его сейчас. Словно другого момента может и не быть! Будто есть только эта пара минут, а после — пустота.
На улице метель. Я пробираюсь сквозь наметенные сугробы к калитке. Вижу, как Лев начинает отъезжать, и прибавляю ходу. Ледяной воздух больно колет кожу, но я ничего не чувствую. В голове одна мысль: «Только бы успеть!».
— Стой! — кричу, останавливаясь посреди дороги. Ослепленная светом фар его автомобиля, прячу лицо в ладонях. Он тормозит. Слышу, как открывается дверца и раздается его голос. Богатов чертыхается, вовсю ругая меня.
— Ты совсем спятила? — рычит, приближаясь. Стягивает куртку, накидывает на меня. Хватает за предплечья, встряхивая слегка.
— Какого черта на мороз выбежала голой?! Грудь застудишь, дурочка! — ворчит, прижимая к себе. А я не слышу его словно. Смотрю завороженно на его перепуганное выражение лица. На его глаза карие, на его длинные ресницы, на губы его и думаю о том, насколько он красивый у меня.
— Прости, Богатов, — произношу это, а сама сжимаюсь от страха, что не поймет, не примет. Сам же сказал, что устал. Лев замирает. Смотрит в мои глаза напряженно, словно пытается что-то увидеть в глубине моих.
— Я — дура, — произношу сквозь слезы. — Я не права. Останься со мной, если хочешь попробовать… потому что я готова…
— Готова — что? — хмурится, но уже не так напряжен. Понимает, о чем я говорила, просто хочет подтверждения, будто не верит собственным ушам.
— Готова отпустить все и просто быть рядом…
Лев
Я знал, что это будет долгий путь. Научить ее заново доверять мне, это все равно, что научить ходить. Нужно было терпеливо ждать, когда она наконец-то сделает первый шаг мне навстречу.
Тата сделала его, в тот момент, когда казалось, что ничего уже не спасет нас. Когда последняя капля надежды была испита, когда практически не осталось веры. Она посмотрела мне в глаза и одной только фразой вернула к жизни.
Я был как оголодавший путник. Последний год стал для меня серьезным испытанием. Он оказался испытанием для нас обоих. За моей спиной было много ошибок, и все они не давали мне нормально дышать. Пока я не осознал, что нужно оставить все позади и жить дальше. Пытаться заново построить разбитое практически до руин счастье.
Мирон. Мой сын. Мое второе сердце. Он раскрыл мне глаза на многое… а главное — на то, каким слепым и глухим я был раньше. Все мои жизненные приоритеты были такими мелкими и неважными. А теперь я смотрю в кристально чистые глаза моего сына, смотрю на его улыбку ангельскую, когда держу его маленький кулачок, я вижу в нем сильного, целеустремленного мужчину… понимаю, что сделаю все, чтобы он стал таким.
Когда я смотрю на Тату, вижу сильную, но исстрадавшуюся душу. И понимание того, что всему виной я, будто удар под дых. И эта боль останется со мной до конца. Ведь правда не перестанет быть таковой. Я ранил ее глубоко, но я сделаю все, чтобы Тата стала прежней… Сильной со всеми, но доверяющей мне свое первенство. Я хочу, чтобы онаотдавала мне свои страхи, а я буду превращать их в пыль. Хочу, чтобынаш дом стал для нее крепостью, где она могла бы, не скрываясь под масками, быть настоящей, как сейчас… мягкой и нежной, капризной, своенравной.
Тата — мама. В такую нее я влюбился еще больше, хотя, казалось бы, куда еще? С рождением Мироши она стала еще прекраснее, еще совершеннее.
Я прижимал ее к себе так крепко, словно боялся, будто все происходящее — сон. Я вдыхал запах своей женщины и с ума сходил от счастья. Вот она. Сдалась. Доверилась. Простила. Моя. Да я землю
