Сьюзен Филлипс - Мой, и только мой
Ребенок повернулся, и Джейн почувствовала, будто по ее позвоночнику хватили гигантским кулаком. Он бы просто обезумел, узнав, как ей больно, поэтому она прикусила губу, чтобы не застонать.
В принципе она понимала, что Кэл прав, и лететь на самолете перед самыми родами — большая глупость. Но первые роды быстрыми не бывают, да и ехала она к Джиму с Линн. А ее свекор скажет, когда надо звонить Воглер.
К счастью, Кэл отвлекся и не заметил, что ей нехорошо.
— А что это у нас на запястье? — Он взял ее за руку. Она едва смогла ответить.
— А… ничего. — Она попыталась вырвать руку, но Кэл держал крепко. — Чернильная полоска. Случайно запачкалась.
— Вот это уж совсем странно. Вроде бы это не случайная полоска, а какое-то уравнение.
— Самолет шел на посадку, и я не могла достать блокнот, — фыркнула Джейн. У нее перехватило дыхание, потому что ребенок сильно лягнул ее и одновременно тело скрутила схватка. Однако ей удалось не застонать и, чтобы отвлечься от боли, она попыталась поцапаться с мужем. — Ты больше со мной не ссоришься.
— Это не так, дорогая. Мы ссоримся с того самого момента, как ты сказала мне, что нам надо в Солвейшен.
— Мы спорим, а не ссоримся. Ты ни разу не наорал на меня. Ты вообще больше не орешь.
— Извини, но я действительно не могу по-настоящему рассердиться на тебя.
— Почему? Иной раз даже я себя не выношу!
— Чудеса, не так ли? У меня объяснения нет. Она хмуро посмотрела на него:
— Опять?
— Что опять?
— Ты знаешь, что меня это раздражает.
— Моя улыбка?
— Да. Она самая.
— Извини. — Его рука легла на раздутый, как барабан, живот. — Я так счастлив, что не могу остановиться.
— А ты постарайся!
Она подавила улыбку. Кто бы мог подумать, что такой мужчина, как Кэл Боннер, будет все это терпеть? Но он, похоже, не возражал. Может, понял, до чего хорошо жить по законам безграничной любви, а не железной логики. И как она могла сомневаться в его чувствах? Если Кэл Боннер решил, что влюблен, от этого он никогда не отступится.
Кэл разъяснил ей, что ребенок-гений — не беда. Убедил ее, что причина детских трагедий не избыток ума, а холодные, бесчувственные родители. А вот последнее их ребенку не грозило.
Он наклонился вперед, всмотрелся в окно.
— Черт!
— Что такое?
— Разве ты не видишь? Начался дождь. — В голосе зазвучала тревога. — Вот заберемся мы на гору, ты вдруг решишь, что пора рожать, а дорогу смоет, и мы не сможем спуститься. Что нам тогда делать?
— Такое случается только в книгах.
— Черт дернул меня согласиться на эту авантюру.
— Мы не могли не приехать. Я же говорила тебе. Я хочу родить ребенка здесь. И мне приснилось, что Энни умерла.
— Ты же позвонила ей, как только проснулась. И знаешь, что она в полном порядке.
— Голос звучал устало.
— Должно быть, она не спала всю ночь, гадая, чем бы еще напакостить нашему отцу.
Она улыбнулась. Это вошло у него в привычку. Об отце и матери иначе он не говорил. Он отдал ей не только любовь, но и родителей.
Эмоции вышли из-под контроля. Улыбка сменилась слезами.
— Ты самый прекрасный муж на свете, и я тебя недостойна. Она подумала, что услышала сорвавшийся с его губ стон, но возможно, шины скрипнули по мокрому асфальту.
— Тебе полегчает, если я скажу, что записываю все твои выходки, чтобы после родов сполна расплатиться с тобой?
Она кивнула.
Он рассмеялся и поцеловал ее, а лимузин начал взбираться на гору Страданий.
— Я люблю тебя, Джейни Боннер. Действительно люблю. Та ночь, когда тебя привели в мой дом с розовым бантом на шее, стала счастливейшей ночью моей жизни.
— И моей тоже, — всхлипнула она.
В доме Энни горели все окна, у крыльца стоял красный «блейзер» Джима. Свекра и свекровь она видела две недели назад, когда они прилетели в Чикаго, чтобы посмотреть на игру Кэла, и вели себя как новобрачные. В ту ночь Кэл накрыл голову подушкой и объявил, что они должны купить новую кровать в спальню для гостей. Которая не будет скрипеть!
Джейн не терпелось увидеть Джима и Линн, так что она не стала ждать, пока шофер откроет дверцу.
— Не торопись, Джейн! Идет дождь…
Но она уже ковыляла к крыльцу. Даже хромая, Кэл успел догнать ее до того, как она начала подниматься по лестнице. Дверь распахнулась, на крыльцо вылетела Линн.
— Кэл, чем ты думал? Как ты мог позволить ей приехать сюда?
Из глаз Джейн брызнули слезы.
— Я хочу родить ребенка здесь!
Линн и Кэл переглянулись над ее головой.
— Чем они умнее, тем сильнее действуют на них гормоны, — пробормотал Кэл.
Появился Джим, обнял Джейн и увлек в дом. Как раз в этот момент ее в очередной раз прихватило. Она застонала и привалилась к его груди.
Джим схватил ее за плечи, отстранил, взглянул в глаза.
— У тебя схватки.
— Побаливает спина, ничего особенного. А схватки ложные.
Энни, сидевшая в кресле-качалке у телевизора, помахала ей рукой. Джейн подошла к ней, хотела обнять, но поняла, что так низко ей не наклониться. Энни сжала ей руку.
— Хорошо, что приехала, а то могли бы уже и не свидеться.
— И часто у тебя эти боли в спине? — спросил Джим.
— Каждые пару минут. — Она ахнула, прижала руку к пояснице. — Негодник!
Кэл дохромал до них.
— Ты думаешь, у нее начинаются роды?
— Меня это не удивит. — Джим усадил Джейн на диван, положил руку ей на живот, уставился на циферблат часов.
У Кэла округлились глаза.
— До окружной больницы отсюда десять миль! Десять миль по таким дорогам быстрее чем за двадцать минут не проехать. Почему ты ничего мне не сказала, дорогая? Почему ты не сказала, что у тебя схватки?
— Потому что ты погнал бы лимузин в больницу, а они отправили бы меня домой. Спина болит из-за этих самолетных кресел. Они такие неудобные. О-о-о!
Джим все смотрел на часы. Кэл совсем ошалел.
— Мама, мы должны доставить ее вниз, прежде чем дороги размоет дождем!
— Дождь едва моросит, — резонно заметила Линн, — а эту дорогу не смоет и за десять лет. И потом, первые роды длятся долго.
Слушать ее он не стал, захромал к двери.
— Лимузин уже уехал! Нам придется везти ее в «блейзере». Ты сядешь за руль, папа, а я рядом с ней на заднее сиденье.
— Нет! Я хочу рожать здесь! — завопила Джейн. Кэл в ужасе вытаращился на нее:
— Здесь?!
Она всхлипнула и кивнула.
— Подожди-подожди. — В его голосе послышались далекие раскаты грома, чему она порадовалась, несмотря на боль. — Когда ты говорила мне, что хочешь рожать здесь, я думал, что речь идет о Солвейшене, вернее, об окружной больнице.
— Нет. Здесь — значит здесь, в доме Энни. — Мысль эта возникла у нее только сейчас, но теперь она твердо знала, что лучшего места для рождения ребенка не найти.
