Райдо Витич - Банальная история

Я положила трубку и застыла — справка настоящая.

— Мамочки! — вырвалось непроизвольно, и зажала рот ладонью: что же делать? Как? Почему?..

Тогда от кого забеременела Гульчата?

Я вновь набрала Алешин номер — мой голос уже не звенел от напряжения, он пресекался и дрожал. А взгляд сам устремлялся в сторону холодильника, в котором хранилась домашняя аптечка — там новопассит и валериана, и…Господи, о чем я думаю?!

— Алеша, ты можешь узнать, какой срок у Гули? Ты знаешь?

— Анечка, мы только что обсудили эту тему…

— Ты не знаешь, Алеша. Я звонила в ту больницу, где оперировали Олега. Справка настоящая. Данные о нем занесены в журналы регистрации пациентов, в журнал выдачи больничных листов. Ты же знаешь, это подделать невозможно. И никто не станет.

Алеша молчал, подозреваю, он не верил, а возможно, был потрясен, как и я.

— Я…узнаю и перезвоню, — сказал тихо, неуверенно.

— А как ты узнаешь? Мы же не знаем ее фамилию.

— Самбритова Гульчата Ришатовна, — ответил брат нехотя.

— Откуда ты…откуда?

— Андрей.

Мне стало все ясно, и вопросы отпали. Я зажмурилась, и положила трубку. Андрей все знал с самого начала. Знал и молчал. Почему? Зачем скрывал?

Господи, что происходит?!!

Алексей слушал короткие губки в трубке и тупо смотрел на телефон. Минуты текли, а он так и не мог заставить себя шевелиться. Наконец решился и набрал уже известный ему номер ординаторской:

— Да.

— Мне бы Геннадия Викторовича Киманова услышать.

— Слушаю вас.

— Здравствуйте.

— И вам.

— Шабурин вас беспокоит. Может быть, помните, я приходил к вам с пикантным вопросом примерно месяц назад.

— Помню, коллега. Что-то еще интересует?

— Да, тот же вопрос, но в другом аспекте. Тот молодой человек больше к вам не обращался?

— Обращался. По осени. Я вам прошлый раз хотел сказать, но вы так стремительно ретировались, что, простите, не успел. Был у нас. И благополучно.

— То есть?

— Прооперировали, как и желал.

— Осенью?

— Да.

— Точно?

— Шутите? Дату, конечно, навскидку не скажу, но примерно сентябрь…Хотите точнее, можно посмотреть, поднять операционный журнал…

— Спасибо. Не стоит.

Алексей положил трубку и прикрыл глаза ладонью — что же они наделали?

Меня крутило, как юлу. Я никак не могла найти себе место в квартире, усидеть.

Один, уже бесспорный факт и один, избитый и неизменный вопрос, неотступно следовали за мной, куда бы я не перемещалась:

Я жду ребенка от Сережи.

Что делать?

Первое — отвергалось сознанием, второе не имело ответа.

Я вышагивала по квартире и пыталась отвлечься, прислушиваясь — не зазвонит ли телефон? И понимала, что мне уже не важно, чей ребенок родится в Сафакулово. Потому что я знаю, чей ребенок растет под моим сердцем.

И ведь я догадывалась! Но как настойчиво отметала догадку?

Что же делать? У кого спросить совета? У Оли? Что я ей скажу? "Извини, подруга, но мой брат, которого ты до сих пор любишь и ждешь, скоро станет отцом моего ребенка. Не подскажешь ли ты мне, что с этим делать?" Меня передернуло. Но я все-таки подошла к телефону, постояла в раздумьях, рассматривая аппарат, прежде чем решилась взять трубку и набрать номер Кравцовой.

— Оля, можно я приеду? — спросила тихо, умоляюще.

— А что случилось? Кустовский прорезался, да? — заинтересовалась та.

— Нет. Все много хуже, Оля, — всхлипнула я.

— Эй? Ты что, плачешь? Ань? Да ты что? Перестань. Хочешь, я к тебе приеду? Сейчас?

— Нет, мне нужно поговорить без свидетелей и помех, а сюда могут прийти и…

— Понятно, — вздохнув, протянула Оля, видимо, мысленно обвинив моих братьев в тирании. — Приезжай, жду. Готовлю валерьянку и салфетки. Упаковки на слезы хватит?

— Мне не до шуток.

— Вот этим ты меня и пугаешь…

— Я беременна! — выпалила я с порога вместо "здравствуй!"

Ольгу неожиданное известие значительно ошеломило. Она отпрянула к стене и спала с лица — брови при этом пошли вверх, а челюсть вниз. Так и стояла, рассматривая меня, хлопая ресницами.

— Что ты молчишь? — истерично возмутилась я, чувствуя, что сейчас расплачусь.

— А-а…что? Я-то…что? — и очнулась, наконец, хмыкнула, качнула головой. — Хочешь, чтобы я ламбаду по этому поводу станцевала? Свободно… Ну, Шабурина, что ни день, то праздник.

Я сникла и осела на стул у телефона.

— Может, все-таки разденешься? — неуверенно предложила Оля. — Пройдешь в дом? Я как раз в себя приду.

— Что? Ах, да, извини.

— Ага, — кивнула Оля, сдерживая нервный смешок, и пошла в комнату.

— Ты не волнуйся, беременность, в любом случае, дело хорошее, — донеслось до меня. — Только в твоем случае — вопрос, конечно. Олегу сказала?

— Он стерилен, — глухо поведала я в пол, снимая обувь. Выпрямилась и наткнулась на удивленный взгляд подруги. Она стояла у косяка с бутылкой армянского конька, видимо, желала отметить радостное известие, да моя ремарка остановила и ввела в шок. С минуту мы смотрели друг на друга. Я виновато, она — непонимающе.

— Ань…у меня со слухом плохо или у тебя с головой? — спросила тихо, настороженно, с долей смущения в голосе.

— Олег стерилен, — повторила я и отвела взгляд, предчувствуя град естественных вопросов с ее стороны. И моих ответов. Неизбежного вскрытия той язвы, что измучила ее да и меня. Не самый лучший операционный метод, но иного не предвиделось.

— Как же тогда мисс Сафакулово сподобилась? Подожди, от кого ж ты тогда забеременела? — хмурилась она в попытке понять.

— От Сережи, — заявила я и даже нашла в себе силы посмотреть в глаза подруги. И зажмурилась, предчувствуя яростный всплеск возмущения, негодования, поток обвинений, возможно, самых низких оскорблений, крики, выбрасывание меня за дверь вместе с вещами, из души и памяти, вместе с привязанностью и прочими архаизмами.

Минута, другая — ничего. Я решилась открыть глаза. Оля, застыв, как обелиск всем преданным и обманутым, молча смотрела на меня, бледнея на глазах. Во взгляде не было ярости, обиды — в нем была пустота, чуть разбавленная печалью не понимания.

— Что же ты? — прошептала Кравцова и, вытащив трясущейся рукой пробку из бутылки, приложилась к горлышку. И задохнулась. Зажмурилась, сдерживая слезы, прикрыла ладонью рот, глуша крик и всхлип. Качнулась, и, повернувшись ко мне спиной, медленно побрела на кухню.

Я же в сомнениях осталась в прихожей: стоит ли проходить, если Оля погонит меня? Зачем вообще пришла? Может, стоит уйти самой? Но смысл сейчас, когда самое трудное высказано? Наверное, стоит все-таки остаться…но зачем, если рассчитывать на понимание подруги теперь не придется?