Татьяна Дубровина - Испить до дна
Алеша шагнул следом и обнял ее сзади, шепнул примирительно:
— Просто не хочу быть похожим на морского дьявола.
— Эй, моряк! Ты слишком долго плавал!Я тебя успела позабыть.Мне теперь морской по нраву дьявол,Его хочу любить! —
с сарказмом пропела Алена.
— Не думаю, что мне пойдут рога... — в тон ей подхватил Алеша.
— Между прочим, знаешь, откуда пошло выражение «наставить рога»? — Алена хитро покосилась на него через плечо. — Один австрийский рыцарь, отправляясь в, поход, надел своей благоверной пояс верности. А дама не вынесла долгой разлуки, искорежила и сломала гнусную железяку и жила в свое удовольствие. Но вот донеслась весть, что супруг возвращается. Жена, естественно, в панике бросилась в местному умельцу, и тот изготовил точно такой же пояс и даже выковал на нем такой же чеканный узор, очень сложный... Но муж все равно догадался.
— И как же? — заинтересовался Алеша.
— На орнаменте чеканки были олени. На прежнем поясе они были без рогов, а на подделке — с рогами.
— Вот что значит наблюдательность!
— Но у тебя она напрочь отсутствует, — усмехнулась Алена.
— Наоборот, — возразил Алеша. — Ведь мое основное занятие наблюдать и исследовать.
— Рыб, а не людей. Даже слепой сразу бы заметил, что я его жду не дождусь, а ты все выискиваешь да перепроверяешь... — Алена болезненно скривилась и добавила: — Прямо как мой папочка...
— Ты из-за него ушла из дома?
— Да. Но это долгая история. И грустная. Тебе не интересно.
— Мне интересно все, что с тобой связано, — с грустью и теплом сказал Алеша. — И у меня никогда не было отца... Я просто не понимаю, как можно разорвать отношения со своими родителями...
— Может, в этом твое счастье, — болезненно усмехнулась Алена. — Иногда самые близкие люди из самых благих побуждений гак коверкают твою жизнь...
Алеша молча поцеловал ее в затылок, а потом подул легонько в тонкие волоски на макушке.
— Не бойся, я этого никогда не сделаю... Хотел бы я с ним познакомиться...
— Лучше не стоит! — испугалась Алена.
Они выскользнули в коридор и замерли, пораженные тем, что на кухне ярко горит свет, а по дому разносятся запахи горячей сдобы.
Ну вот тебе и «смылись»... Оба смутились, как школьники, застигнутые врасплох.
— Аленушка, ты уже разбудила Алешу? — услышав их шаги, громко спросила из кухни бабушка.
Скрываться дольше не имело смысла. Алеша нашел Аленину руку и переплел свои пальцы с ее, сжал легонько, словно вливал в нее уверенность.
— Да, бабуля... — каким-то чужим голоском пролепетала Алена. — Я уже давно встала...
Не признаваться же, что она всю ночь так и провела с Алешей в кабинете...
Но бабушка либо не заметила этого, либо искусно поддерживала эти странные правила игры. Она безмятежно ответила:
— А я только что поднялась. Поняла, что вы уже не спите, и вот пеку ватрушки...
— Неужели?! — восхищенно воскликнул Алеша и быстро направился на кухню. — То-то я чувствую такой знакомый запах... как в детстве... Наша повариха по праздникам нас баловала...
— У вас была повариха? — изумленно приподняла соболиные брови старая княжна. — Это вы из каких же Никитиных будете, Алеша? Графа Павла Алексеевича или из Коломенских?
— Из Озерковских, — усмехнулся он. — И род мой только с меня и начался.
— Он вырос в детдоме, бабуля, — торопливо пояснила Алена. — И фамилию ему дали в честь сторожа Никиты, который нашел подкидыша.
Но княгиня Алена Андреевна лишь недоверчиво покачала головой:
— Поверьте, молодой человек, такой врожденный вкус, как у вас, должен был воспитываться не одно поколение.
— А я самородок, — почему-то покраснел Алеша, не желая признаться, что ему очень польстило это замечание.
Нельзя же было уйти от ароматных, пышных ватрушек с зарумянившейся горкой сладкого творога в идеально круглой выемке. И хотя столь ранний завтрак не входил в планы влюбленной пары, пришлось отдать ему должное.
— Возвращайтесь к обеду, — напутствовала их бабушка, когда они наконец собрались уходить, словно теперь здесь был уже их общий дом.
— Что-то я не припомню ни одной гостиницы в этом районе, — задумчиво протянула Алена, когда Алеша свернул на Таганке с кольцевой дороги в сторону Птичьего рынка.
— А я передумал.
— И куда же мы едем?
— К твоим родителям.
— Зачем?! — остолбенела Алена. — Поворачивай обратно! Мне и без них...
Алеша покосился на нее и лукаво заметил:
— Без них никак не обойтись.
Этот ненормальный римский Алексий разорвал кровные узы, связывающие его с Евфимианом и Аглаидой, а его тезка, наоборот, собирается связать порванную по неосторожности нить...
— Аленка! — обрадовалась мама. — В такую рань! И даже не предупредила... — и тут же насторожилась: — Случилось что-нибудь?
— Случилось, — отозвался из-за Алениной спины незнакомый мужчина, слишком загорелый для московской осени.
Егор Иванович неспешно поглощал на кухне яичницу, когда услышал из прихожей мужской голос.
— Оля! Кто там еще? — недовольно окликнул он. — Закрывай дверь. Нет, подожди, я сам разберусь!
Он решительно выбрался из-за стола, подтянул на животе спортивные штаны и поспешил к входной двери, на ходу вытирая губы салфеткой.
Алена невольно отступила на шаг, безотчетно пытаясь спрятаться за спину Алеши. Зачем ему понадобилось притаскивать ее сюда?!. И почему она поддалась его настойчивости, как кролик удаву, сама показала родительский дом, сама поднялась с ним по лестнице?..
Просто ей казалось, что Алеша делает все так, как надо... Вот только кому надо? Ему? Ей-то точно ни к чему лишние скандалы и выяснения отношений...
Он не может понять, чего она боится... Конечно, он ведь не знает, что случилось после того, как ее папаша встретился лицом к лицу с ее первой любовью...
Алеша думает, что она просто капризная московская девчонка, избалованная княжна, белая косточка, из вредности и гнусного характера незаслуженно обидевшая людей, подаривших ей жизнь...
Он не знает, что этот тип, по несчастью являющийся ее отцом, уже отнял одну жизнь... И если бы не потерявшаяся крохотная собачонка, то этот список мог бы продолжиться еще одной — Алениной...
— Я пойду! — стремительно рванулась она, услышав мягкие, какие-то вкрадчивые шаги отца.
Алеша удержал ее за руку. Его пальцы были как стальные наручники — не вырваться...
Алена дернулась — бесполезно. И тогда она просто зажмурилась, чтобы, по крайней мере, не видеть того, что теперь неминуемо произойдет.
