Звезды сделаны из нас - Тори Ру
— Я, пожалуй, пойду. Спасибо за чай.
Встаю и, подхватив ботинки и куртку, спешу на выход. Обуваюсь у порога и тихонько прикрываю за собой дверь — меня никто не провожает, но иного я и не ожидаю.
Эмоции все еще кипят: я высказала ей то, в чем много лет не решалась признаться собственной маме. Это было жестоко и нагло с моей стороны, однако если Глеб перестанет быть для нее идеальной, но придуманной картинкой, я как-нибудь справлюсь со стыдом.
Сбегаю по ступеням вниз, вываливаюсь из обшарпанного, пахнущего сыростью и жареной картошкой подъезда и держу путь обратно к школе: через полчаса там начнет собираться шобла Макарова. Придет и Оля, и от перспективы встречи с ней разбирает изжога, но мне необходимо увидеть Глеба или узнать, где он может быть.
Позади скрипят ржавые петли металлической подъездной двери. Оглядываюсь — Анна Николаевна с двумя сумками идет прочь со двора. Веки у нее все еще опухшие и покрасневшие: может, злится на Глеба за исчезновение и жалеет Мишку, а, может, подействовали мои слова.
Миновав заплеванную арку и распахнутые школьные ворота, замедляю шаг и долго прогуливаюсь по беговой дорожке и ворохам бурой листвы на растрескавшемся асфальте. Сажусь на длинную сломанную лавку у кромки стадиона и смотрю в полинявшее осеннее небо — в нем кружатся черные птицы и перья бледных, прозрачных облаков.
Зря я нагрубила маме Глеба. А моя мама наверняка много раз звонила — несмотря на то, что по легенде я сейчас в безопасности и весело провожу время.
Некстати вспоминается ее рассказ, услышанный в далеком детстве: когда мама была маленькой и ходила в старшую группу сада, в популярном тогда журнале "Мурзилка" напечатали статью о заморской кукле и объявили конкурс рисунков. Барби в то время была диковинкой, и все девочки словно сошли с ума — засыпали редакцию мешками писем, надеялись на победу, с нетерпением ждали следующий номер. Естественно, мама не стала первой из миллиона, не выиграла и потом долго ревела навзрыд, но эта печальная история потрясла меня. Интуитивно понимая, что маму сторонятся и обижают, и она, даже повзрослев, слишком часто плачет, я поклялась, что мама никогда не прольет слез из-за меня.
А куклы стали моим хобби.
Нас связывает невидимая, но прочная нить. Несмотря на наполненное ядом признание Миланы, я все равно продолжу жить как жила, любить маму, защищать и прощать.
Запускаю руку в карман и с ужасом понимаю, что телефона в нем нет: остался в тачке Сереги. Тот приедет не раньше шести — значит, у меня в запасе целый день: в отрыве от реальности и снежного кома проблем, в огромном, незнакомом городе. Хорошо хоть, есть деньги — предоплата за очередную куклу пришла так кстати.
Стараюсь не паниковать, глубоко дышу, вытягиваю уставшие ноги и осматриваю окрестности.
Школа представляет собой типовое здание из светло-серого кирпича, украшенное синими полосами по периметру и углам. У того, кто это намалевал, странное представление о прекрасном, впрочем, моя школа не лучше: на ней точно такие же полосы.
Вновь ловлю ощущение сопричастности: Глеб каждый день приходит сюда учиться, нарезает круги по этому стадиону, возможно, отдыхает на этом самом месте и думает. О чем? А вдруг обо мне?..
Раздаются громкие голоса, хохот и шуршание сухой листвы, к гаражу подтягиваются два парня — в бейсболках и темных ветровках поверх толстовок. Сваливают к ногам под завязку набитые рюкзаки, достают сигареты, прикуривают. Я точно видела этих типов среди возможных друзей Глеба, и номер школы, указанный в их профилях в соцсети, совпадал. Превращаюсь в слух, и обрывки фраз, принесенные ветром, складываются воедино: они собираются на барбекю за город к некому Равилю. Решают ехать на электричке, потому что на такси дорого, а сэкономленные деньги можно пустить на выпивку.
Из-за угла выплывают две девчонки в спортивных костюмах и светлых кроссовках, их сопровождает еще двое парней. В первой барышне по коротким чёрным волосам узнаю Олю Румянцеву — ее явление отдается тяжестью в груди и головной болью.
Компания шумно приветствует друг друга, но Глеба среди них нет. С души скатывается огромный валун, и даже дышится легче. Застегиваюсь под горло, встаю и, расправив плечи, развязной походочкой подваливаю к незнакомцам. Волнуюсь до разноцветных мушек, но, по мере приближения к шобле, страх улетучивается, они вовсе не кажутся страшными — те же выходки, словечки и ужимки, что у моих идиотов-одноклассничков.
— Привет! — получается веско, в кои-то веки я благодарна природе за низкий хриплый голос. Присутствующие оборачиваются, синие глаза Олечки расширяются, в них вспыхивает узнавание и тут же — растерянность.
— Ого. Ты тут какими судьбами? — она кривит рот, изображая снисходительную улыбочку, но получается нервный тик.
Остальные, забыв про дымящиеся в пальцах сигареты, с неподдельным интересом разглядывают мое лицо, волосы и прикид. Мне не в первой реагировать на обидные выкрики и обзывательства, внутренне я готова отбрить любого из шоблы, но ее участники отчего-то молчат. Отмирает только Оля — подгребает ближе, но уже и сама понимает, что поступила опрометчиво: она едва достаёт мне до плеча, вынуждена смотреть снизу вверх и напоминает растрепанную курицу. До Миланы ей далеко: масштаб стервозности не тот. Я была полной дурой: переоценила противника, накрутила себя и сама, добровольно, отошла в сторону. В ушах шелестит шепот Миланы: «Никому не отдавай то, что по праву твое и не показывай слабостей!».
Томно прищуриваюсь и расслабленно отвечаю:
— Да вот, приехала к своему парню!
— И кто же этот счастливец?
— Ты не хуже меня знаешь.
— Я с ущербными дружбу не вожу.
— Ущербными? Глеб по-твоему ущербный? Или может быть поэтому ты на него так вешаешься?
Возможно, я многого не знаю, но шпилька достигает цели: Оля смущена и задета, и приподнимается на цыпочки, в безотчетном порыве меня достать.
— Извелась от ревности и не выдержала? Понимаю. Но, похоже, ты опоздала. Поезд ушёл.
— Что ты имеешь в виду? — я настораживаюсь.
— Твой парень больше не твой парень.
— Типа он твой?
— Угадала.
Парни и вторая девчонка стоят поодаль и продолжают внимательно прислушиваться к нашему разговору.
— Соглашусь, если Глеб сам мне об этом скажет. Где он сейчас? — я наступаю, Оля пронзает меня ледяным лазером ярко-голубых глаз и внезапно сникает. Она явно не в курсе, ресницы её дрожат, щеки вспыхивают.
— Я не обязана тебе отвечать. Вали отсюда!
— Ты — жалкая,
