Анна Берсенева - Ревнивая печаль
Но ей это даже больше нравилось. Лера просматривала статьи и, пропуская музыкальные термины, пыталась догадаться: когда это было с ним? Что он делал тогда, о чем думал, как шла его жизнь? И что происходило в это время с нею?
Газеты были в основном иностранные, и Лера даже англо-русский словарь взяла, чтобы не упустить ничего, хотя вообще-то понимала без словаря. По-немецки она, правда, не читала, поэтому с сожалением откладывала множество статей, написанных во время Митиной жизни в Вене.
Но и по-английски, и по-французски было написано достаточно.
«После триумфа в Лионе, Лондоне, Париже – покорится ли Вена?»
«Гладышев обладает, помимо дирижерского, уникальным талантом оперного режиссера. Он не стремится «оживить» оперное действие за счет внешних эффектов; кажется, что он всего лишь подчиняет сценический рисунок дирижерскому интонированию – но это дает неожиданный, мощный резонанс».
…Перед тем как ехать в «триумфальный» свой Лион, он заехал в Стамбул, где она бегала по лавочкам в поисках дешевых трусов и лифчиков, и нашел ее там, прямо в гостиничном вестибюле. А она даже не поняла, в чем дело: он сказал, что изучает здесь турецкую музыку, и ей в голову не пришло усомниться…
«Холодноватые сердца лондонцев растопил Дон-Жуан! Гладышев добился успеха, «отойдя в тень» и выстроив спектакль в расчете на индивидуальность исполнителя…»
«В «Пиковой даме» Гладышеву удалось уйти от опасного мелодраматизма, так соблазнительно-близко лежащего к выразительности Чайковского. Под сводами «Гранд-Опера» он ушел в другие пределы – трагедии, рока, судьбы – и в них сумел остаться собой, сохранить присущий ему утонченный артистизм. Это поразило взыскательного парижского зрителя, заставив…»
«В его постановке «Аида» наполнила бы не только зал Венской Оперы, но и огромное пространство под открытым небом…»
«Русский дирижер открывает венцам Моцарта».
…Из Вены он прилетел в Москву в тот день, когда ему показалось, что в ее голосе по телефону слышится отчаяние. А это не отчаяние было, а полная безнадежность: она поняла, что Аленку ей не отдадут и что придется ехать к Стасу, другого выхода нет. Митя сидел в машине, руки положив на руль и не трогаясь с места, и нельзя было передать, что звучало в его голосе, когда он спросил: «Почему ты мне хотя бы не сказала, что тебе деньги нужны? Хоть от этого я мог бы тебя избавить…»
В другой статье было написано, что Гладышев шокировал мировую музыкальную общественность, отказавшись занять место главного дирижера Венской Оперы. «При всей беспрецедентности этого предложения, сделанного столь молодому дирижеру…»
Этого Лера вообще не знала, Митя ни разу даже не упомянул об этом! Она взглянула на дату публикации. Как раз накануне его возвращения в Москву, которого он так хотел, о котором говорил ей в Венеции…
«Еще бы ему Ливнево мэр не отдал! – подумала Лера. – А он еще меня дразнил: «Наука убеждать, Цицерон, Демосфен»!»
«Его неожиданное и решительное возвращение в Москву тем более печально для нас, что Гладышев-скрипач и Гладышев-дирижер успел приучить венскую публику к замиранию сердца от своего неповторимого sostenuto, и теперь…»
Это она, кажется, перевела не очень удачно. Как это можно приучить к замиранию сердца? По-русски надо сказать как-то по-другому… Привязать сердце? Тоже не то. Заворожить сердце? Держать сердце в руках? И что такое sostenuto? Какой-то музыкальный термин, которого она не знала…
Это было итальянское слово, но Лера не могла вспомнить его значение. Все-таки забылся язык с тех пор, как она бросила аспирантуру и своего Тинторетто. Но оно засело в мозгу, не давало покоя.
Ей показалось, оно значит что-то важное, что ей необходимо понять…
Лера встала, подошла к полке, где стояли словари. Она сразу заметила итальянский словарь музыкальных терминов, но он стоял высоко, и ей пришлось взобраться на стул, чтобы достать.
Телефон зазвонил, когда она стояла на стуле, открыв словарь на букве S. Она чуть не упала, едва успела ухватиться за книжную полку: ей показалось, что это Митя звонит…
Лера даже не сразу поняла, чей голос звучит в трубке так сбивчиво и взволнованно.
– Лер, ну ты что? – услышала она наконец. – Это же я, Сусанна!
– Ох, Суса, извини… – сказала Лера упавшим голосом. – Я просто… Я что-то…
Едва она оторвалась от всех этих статей, от этих слов о Мите, сердце у нее снова забилось в муке, словно кто-то сжал его раскаленной рукой. Ей было совсем не до того, что говорила Сусанна Азарян…
Но Лера все-таки постаралась сосредоточиться.
– И все на меня! – восклицала Сусанна. – Просто ужас, Лер, ну почему именно я должна за всех? Я же говорила Зоське: какой тебе отпуск летом, ты что, в школе работаешь? У нас же разгар сезона! Но она уперлась, просто на нее не похоже: поеду с Лерой на Майорку, и все!
Только сейчас, услышав это, Лера удивленно подумала: действительно, как это Зоська уехала в августе отдыхать? Ни один сотрудник турфирмы не мог себе этого позволить, и уж никак не директор! Но то, что она услышала дальше, заставило ее забыть об этом.
– Да ты телевизор включи! – захлебывалась Сусанна. – Я же тебе с улицы звоню, прямо с Васильевского, а тут уже телевизионщиков кругом – как грязи!
– Прошу тебя, скажи внятно! – взмолилась Лера. – Что случилось, Суса, почему с Васильевского, с чего вообще – Васильевского?
– Да со спуска же Васильевского, который возле Красной площади! Говорю же тебе: дети сидят в автобусе с террористом! Французские дети, которые по проекту нашему приехали!
– Все, Сусанна, погоди, – сказала Лера, ища глазами ключи от машины, которые, кажется, положила на стол в кабинете. – У тебя телефон в руках? Через пять минут перезвони мне на сотовый. Пока я буду ехать, объяснишь подробнее.
Второпях она надела туфли на высокой шпильке и забыла плащ, но обнаружила это, только выбежав во двор. Возвращаться, чтобы переменить туфли и надеть плащ, было некогда.
«Хорошо еще, зонтик в машине», – подумала Лера и тут же об этом забыла.
Как будто это вообще могло быть хорошо или плохо! Как будто хорошо или плохо – это есть у тебя зонтик под дождем или нет…
По тому, как мало было машин на вечно забитом Бульварном кольце, Лера догадалась, что сегодня, значит, воскресенье. Так что доехала она до Кремля за считанные минуты. Сусанна еле успела объяснить по телефону, что же все-таки случилось. Еще по дороге досказывала, идя рядом с Лерой к милицейскому оцеплению.
Французские дети приехали впервые – по тому самому проекту, который Лера начинала, когда работала в «Московском госте», и за которым некоторое время еще продолжала наблюдать. Сначала все как-то не ладилось: не могли согласовать то образовательные программы, то возраст детей, то сроки приезда, то место жительства, то еще что-нибудь.
