Юлия Лавряшина - Гринвичский меридиан
— Дурью маялась! — хмыкнул отец. — Нашла работу… Скажи спасибо, что я твою трудовую пристроил, а то без декретных осталась бы…
— Спасибо.
Он даже смутился:
— Да ты что?! Я же просто так сказал… Что там в Англии пьют перед едой?
— Херес. У меня нет.
— Ничего, твой человек-пол привезет целый ящик, когда узнает…
Мама умоляюще спросила, подергиваниями поправляя скатерть:
— Ты нам когда-нибудь расскажешь, что у вас произошло? Ну не могу я поверить, что он просто бросил тебя и все! Я в жизни не видела, чтобы из кого-нибудь так любовь сочилась, как из твоего Пола!
Отец заметил в пространство:
— А уж ты повидала…
— Попридержи язык, — посоветовала мама. — Я с дочерью разговариваю.
— Дочь, отвечай матери, — потребовал он. — Мне тоже интересно.
— Я… Я…
Короткий звонок освободил меня от ответа. Вскрикнув: "Это Юра!", я бросилась к двери, но, открыв ее, чуть не убежала назад. Не переступая порога, Рита протянула букет роз.
— Можно?
— Конечно.
Мой голос прозвучал так незнакомо, будто мы обе погружались в бездну океана, то ли пытаясь утопить друг друга, то ли спасая. Темные пятна волновались перед глазами, выдавливая их. Сняв плащ, Рита расправила перед зеркалом плечи, провела пальцем по подбородку. Я настороженно вбирала каждый ее жест, хотя она вела себя точно так же, как всегда.
— Что ты так смотришь? Боишься? — ее голос легко прорезал водную преграду.
Рита была сильной женщиной. По-настоящему сильной, ведь она смогла пережить отсутствие и любви, и таланта. Желая уберечь себя от грядущих ударов судьбы, она так прочно заковалась в стальные доспехи, что просто не успела их снять, пока Пол находился здесь. Ей впервые захотелось этого, а времени не хватило…
— Чего мне бояться? — я удивилась тому, как ослабел шум в голове.
— Ну! — она вскинула подбородок. — Ты же всегда чего-то боялась!
— С Полом мне нечего бояться.
У нее страшно передернулось лицо, а глаза стали огромными и будто слепыми — она смотрела сквозь меня.
— Пол здесь? Он приехал? — отрывисто спросила она.
Я положила руку на живот:
— Он во мне.
Еще несколько мгновений Рита глядела так же слепо, затем прищурилась, сведя густые ресницы черными острыми стрелами.
— Ах, в тебе! Решила, что заполучила его, да?
Она шагнула ко мне, и я непроизвольно выставила вперед ее букет. Рита перевела взгляд на цветы и сказала:
— В английской литературе розой называли мужчину. В их языке она — среднего рода. Офелия сравнивала с розой Гамлета. Ты это знала?
Не позволив мне ответить, она продолжила:
— А ведь он ничем не походил на розу. Не слишком красивый и толстоватый… Все женщины глупеют от любви. Да и мужчины тоже, иначе Пол не влюбился бы в тебя…
Все еще держа перед собой букет, я другой рукой нащупала чугунную подкову на массивной подставке, что стояла на столике у зеркала. Когда-то моя сентиментальная мама подарила ее нам со Славой — "на счастье!" Тогда подкова не особенно мне помогла, но сейчас… Если сжать ее покрепче, размахнуться как следует и припечатать Рите в висок…
Голос Пола шепнул из далекого дня: "Вся голова… понимаешь?"
Я разжала руку. Мое счастье не стоило той самой слезинки ребенка, о которой Пол вслух читал из Достоевского. Ведь Рита стала Алениной матерью…
— Да кто там? — крикнула из комнаты моя мама. Чувствуя, что разговор не окончен, я громко ответила:
— Мы сейчас!
Рита поглядела на меня как-то особенно пристально и вдруг спросила:
— Помнишь сказку про спящую царевну? В день рождения одна доведенная до отчаяния колдунья сделала ей страшный подарок…
— Это была злая колдунья, — защищаясь, вставила я.
— Любой разозлится, если его лишают праздника жизни! Так что, маленькая, капризная царевна, хочешь получить от меня подарок?
— Какой? — у меня вновь пропал голос, а шепот прозвучал так жалко, что самой стало стыдно.
— Прозрение, — произнесла Рита голосом гонца, зачитывающего приговор.
— Прозрение?
Что-то лопнуло у меня в животе и по ногам потекло. Я так заорала, что мои родители столкнулись, выскочив из комнаты.
— Воды отошли! — закричала мама ничуть не тише моего. — Еще же рано!
И набросилась на Риту:
— Что ты ей наговорила?!
Отец вопил, пытаясь перекрыть ее голос:
— Нормально, нормально! Неделей раньше, неделей позже — это ничего. Сейчас-сейчас, Томка, ты только не паникуй!
Я первой пришла в себя:
— Надо вызвать "Скорую", да?
— Я своим позвоню, — отец бросился к телефону, но звонок в дверь остановил его. — Кого там еще черт принес?!
— Это Юра. Пап, у него машина.
Оттолкнув сестру, он бросился открывать, а мама повела меня в душ, без конца поглаживая и приговаривая:
— Сейчас мы помоемся, вещички соберем… Папа все проконтролирует, ты не бойся. Чего ты трясешься? Не надо так! Все хорошо будет.
— Мам, — простонала я, вжимаясь в ее плечо, — почему я ему не написала? Если б он был здесь, я ничего не боялась бы. Он… знаешь, мам, он только прикасался ко мне, и я сразу успокаивалась. Рита что-то хотела сказать… Ой, мам, а вдруг я умру без него?
Она грубо прикрикнула:
— Дура! Что еще выдумала? В твои годы пачками рожать можно!
Подсадив в ванну, она сама помыла меня и промокнула полотенцем.
— Накинь пока халат, в комнате оденешься, тут тесно. Да не трясись ты! Я же тебя родила, даже разрывов не было. У тебя, конечно, пацан покрупнее…
Она вдруг захихикала, и лицо ее ожило:
— А как у него отчество будет? Полович, что ли? Ой, цирк! Нашла ты себе… Да ладно, ладно. Хороший, хороший. Лучше всех!
Проходя в свою комнату, я заметила в передней Юру. Он махнул рукой и нарочито весело крикнул:
— Привет, подруга! Я жду!
Видимо, он здорово струхнул, что я рожу прямо у него в машине. Риты нигде не было видно.
— Мам, вы не ездите со мной, ладно? — попросила я. — А то все потом смеяться будут: мама с папой рожать привезли.
— Ты раньше думала бы, кто тебя рожать повезет. Одна, что ли?
— Юра проводит. Сойдет за мужа.
— Конечно, сойдет! — она заметно воспряла духом. — Такой лапочка… Вы с ним как?
— Никак! Мам, я иногда думаю, что папа неспроста на тебя орет.
Она загадочно усмехнулась и не стала возражать.
Помогая одеваться, мама все пичкала меня советами, будто произвела на свет по меньшей мере десяток детей. Я кивала, молчала и думала о своем. Я пыталась подсчитать, утро сейчас в Лондоне или вечер. А может быть, ночь, и Пол спит крепким сном, не подозревая о том, что сегодня он — раз! и станет папой.
