Анна Смолякова - Замок из песка
— Он не станет со мной разговаривать.
— Но мне тоже как-то не совсем удобно…
— Да это все понятно! — Я всплеснула руками. — Все понимаю и про мужскую солидарность, и про то, что, когда один из друзей хочет избавиться от надоевшей женщины, другой не должен ее проискам содействовать. Но, пожалуйста! Это очень важно…
Заметив, что я до сих пор стою, Кирилл тоже вскочил и зачем-то задвинул стульчик под стол.
— Я ни в коем случае не имел в виду, что вы надоедаете Антону. Просто это как-то… А впрочем, ладно!
Он вышел из комнаты и вернулся с блокнотом. Против ожидания, это оказалась не какая-нибудь богемно-затрепанная записная книжка, а вполне цивилизованный блокнот в черном кожаном переплете со сменными блоками. Адрес и телефон Антона значились под буквой С.
«Конечно, ведь его фамилия — Соколов, — подумала я с мимолетной горечью. — А моя — Серебровская! Очень хороший момент мы выбрали, чтобы официально представиться друг другу! Просто лучше некуда!»
Кирилл тем временем выдрал откуда-то из середины записной книжки чистый листок и протянул его мне вместе с ручкой:
— Записывайте… И вот еще что: Антон очень хорошо к вам относится и тяжело переживает обиды, поэтому… Хотя вы и без меня во всем разберетесь…
Кофе мы так и не попили. И уже с порога я сказала:
— «Озеро» ваше совсем даже не «лужа» и уж точно не мазня… Во всяком случае, для меня это лучшая картина в мире…
Антон жил в Ясеневе, в новом шестнадцатиэтажном доме, стоящем недалеко от остановки. По табличке на подъезде я высчитала, что его квартира должна находиться на восьмом этаже. Времени на подсчеты у меня было предостаточно: на двери подъезда оказался домофон. И пришлось мерзнуть до тех пор, пока мама с малышом, упакованным в нарядный комбинезон, не решили наконец пойти домой.
Но в квартире никого не было. Мои отчаянные звонки гулким эхом возвращались обратно, тревожа разве что соседскую собаку, захлебывающуюся лаем. До вечерней репетиции оставалось не так много времени. Я злилась, нервничала. Но в конце концов, не придумав ничего лучшего, просто уселась рядом с дверью на собственную сумку.
Антон приехал примерно через час. Двери лифта бесшумно разошлись. И он вышел на лестничную клетку, на ходу перебирая ключи в связке. Заметив меня, вздрогнул, но тут же придал лицу добродушно-растерянное выражение:
— Ты?! Все-таки поговорить решила? Ну ладно, проходи, рассказывай, что там у тебя такое…
Я раньше не видела ни эту кожаную куртку, ни темное клетчатое кашне. Но дело было не в незнакомой одежде. Сам Антон, несмотря на внешнюю беззаботность, казался каким-то холодным и чужим.
В прихожей он помог мне снять куртку, по-джентльменски поддержал под локоть, пока я добывала свои стертые ноги из ботинок. Только по-джентльменски — и все! Не было в этих его прикосновениях даже тени той особенной нежности, с которой он когда-то прижал мою голову к своей груди.
В комнате Антон усадил меня на диван, а сам сел напротив, в кресло, слегка наклонившись вперед и сцепив пальцы в замок.
— Ну, рассказывай, — в глазах его плескалась вполне доброжелательная улыбка. — Как живешь, чем занимаешься?
— Я не об этом хотела поговорить. А о том, как ты тогда пришел, о цветах этих, об Алексее…
— А что о цветах?.. Помню, мама говорила, чтобы розы дольше стояли, их на ночь в ванную запускать нужно. Но теперь, наверное, уже поздно, да?
— Антон!..
— …А о твоем Алексее… — Он встал, зачем-то подошел к книжному стеллажу, сдул пыль со стеклянной фигурки, стоящей на самом верху. — Знаешь, Насть, мне почему-то с детства везло на девчоночьи исповеди. То ли лицо у меня такое располагающее, то ли в чем другом дело, но девчонки мне постоянно рассказывали о своих любовных неурядицах. А я слушал! С пятого класса. И, что самое интересное, ни разу ни одной из них не дал дельного совета… Так что ты подумай, прежде чем рассказывать… Нет, если нужно, чтобы тебя просто выслушали, то тогда конечно…
— Нет! Мне не это нужно!
— А что тогда? — Мне показалось, что на секунду в его глазах промелькнула обида, почти ярость.
— Мне нужно, чтобы ты меня выслушал… Понимаешь, все вышло ужасно глупо. И ты сейчас считаешь, что я тебя обманула, выставила идиотом, заставила под выдуманным предлогом искать моего любовника…
— Настя, я тебя умоляю! — Антон снова улыбнулся и торопливо замахал обеими руками. — Ну, нашел я тебе твоего Иволгина, и что в этом такого? Любовник он тебе, муж… Какая разница? Мне было просто приятно тебе помочь, а твоя личная жизнь, наличие или отсутствие штампа в паспорте — это уже только твое… Ну ты ведь большая девочка, сама все понимаешь?.. Расскажи лучше, как твои балетные успехи?
— Антон, подожди, я просто не могу тебе всего объяснить, потому что слово дала, но поверь: все совсем не так, как ты думаешь, и я перед тобой ни в чем не виновата… Почти ни в чем…
Он покачал головой, усмехнулся собственным мыслям:
— Настенька, Настенька, что же мне с тобой делать? У тебя просто комплекс вины какой-то!.. Еще раз повторяю: поиски твоего танцора меня абсолютно никак не напрягли, просто пару звонков сделал… Ну что тебя еще тревожит? То, что телефонный разговор сегодня так быстро свернул? Извини, просто дела были… Кофе? Чай?
— Чай, — ответила я машинально, плохо представляя, как смогу сделать хотя бы глоток. Антон ушел на кухню, и у меня появилась возможность обдумать свое дальнейшее поведение. Честно говоря, мои мысли пребывали в сплошном разброде. Совсем не такого разговора я ждала, совсем не на такой лад настраивалась. Антон словно отгораживался от меня прозрачной, но непробиваемой стеной, из-за которой улыбался вежливо и холодно. И пока попытки достучаться до него не привели ни к какому результату…
Чашки он принес на прямоугольном темном подносе, ногой подкатил к дивану журнальный столик на маленьких колесиках.
— Про балет-то давай рассказывай! — Лицо его было непроницаемым и спокойным. — Нравится тебе у твоего Рыбакова? Кого танцуешь?.. Я, честно говоря, в этом вопросе человек дремучий: из знаменитых женских партий одну Жизель, наверное, и знаю, да еще Спящую Красавицу.
— Принцессу Аврору, — поправила я машинально.
— Видишь, какой темный! Так что есть риск, что назовешь какую-нибудь «Шопениану», а я без дополнительных объяснений нужным восторгом и не проникнусь.
— Антон, я все-таки прошу, поверь мне, пожалуйста: Иволгин — это совсем не то, что ты думаешь…
— О боги! — он легко рассмеялся и схватился за голову. — И еще говорят про какой-то феминизм, про борьбу женщин за свои права!.. С девушкой пытаешься беседовать о ее собственной карьере, причем о перспективе стать звездой балета, а не маляром-штукатуром на стройке! А она все равно разговор на любимого мужчину сворачивает!
