Мэри Бакстер - Правосудие во имя любви
Кейт сжала в руке сумочку и отважно шагнула на дорожку, проложенную вдоль ухоженного цветущего газона. Позади главного корпуса на лужайках были разбросаны белые коттеджи. В каком же из них живет Сэйра? — гадала она, пока ноги несли ее к главному входу.
Приветливая молодая женщина проводила ее в приемную, предложила присесть и через несколько мгновений вернулась.
— Мистер Ренфроу сейчас свободен, — сообщила она с улыбкой. — Вы можете зайти.
— Благодарю вас.
Седовласый джентльмен крепкого сложения поднялся из-за стола ей навстречу.
— Фрэнк Ренфроу, — представился он, протягивая руку. — А вы — мисс?..
— Судья Колсон, сэр.
Брови у него полезли кверху:
— О, судья Колсон. Ваше имя хорошо известно. Вы, кажется, ведете кампанию за свое переизбрание, верно?
— Не совсем так. Я была назначена на эту должность, когда появилась вакансия. А вот теперь я действительно вступила в предвыборную борьбу, но не за переизбрание, а просто за избрание на должность.
— Надеюсь, вы победите.
— Спасибо.
— Садитесь, прошу вас.
Кейт опустилась на краешек стула, а мистер Ренфроу прислонился к столу, скрестил на груди руки и стоял, пристально глядя на нее проницательными голубыми глазами.
— Итак, что вас интересует в нашем пансионате?
Кейт кашлянула, чтобы прочистить горло.
— Не «что», а «кто». Речь идет о молодой девушке по имени… Эмбер Стерлинг.
Она произнесла это имя вслух, но оно оставалось для нее чужим. Однако она больше не могла даже в мыслях называть свою дочь Сэйрой. Юридически ее зарегистрировали под именем Эмбер, и Кейт обязана была с этим считаться.
— Ах, милая, милая Эмбер. Одна из моих любимиц. Почему вы хотите увидеть ее? — спросил он мягко, но настойчиво.
— Я друг семьи, — солгала Кейт.
Выражение его лица изменилось. Он ей не верил, да и она сама не поверила бы такому объяснению. Она никогда не умела врать. И теперь, ожидая его ответа, она чувствовала, как стучит ее сердце. Если он откажет…
— Не вижу причин, почему бы вам не повидаться с ней.
От волнения у Кейт подкашивались ноги.
— Спасибо.
— Пойдемте, я провожу вас.
Только когда они вышли из здания, Кейт заставила себя спросить:
— Скажите, а Эмбер… ей хорошо здесь?
Мистер Ренфроу внимательно посмотрел на нее.
— Очень неплохо, ваша честь. Окажись она в реальном мире, который знаем мы с вами, она была бы глубоко несчастным созданием.
— Что еще для нее можно сделать?
Если мистер Ренфроу и счел ее вопросы странными и неуместными, он не подал виду. Впрочем, Кейт уже было все равно, что о ней подумают. Она хотела узнать о своем ребенке все, что можно. Но больше всего ей хотелось взять дочку за руку, обнять ее…
Они вошли в сад, как будто сошедший со страниц волшебной сказки. Посредине бежал быстрый ручей, окаймленный цветниками и рядами скамеек.
В траве бродили ленивые ручные голуби и склевывали разбросанные для них подсолнечные семечки. Несколько пациентов вышли погреться на солнышке. Одна девушка задремала, присев у дерева. Две женщины громко смеялись.
— А вот и она, — сказал мистер Ренфроу. — Вот и Эмбер.
У Кейт похолодело внутри. Она боялась лишиться чувств.
— Где? — не поняла она.
— На качелях. Теперь видите?
Кейт зазнобило.
— Да-да, вижу.
— Вы хотите, чтобы я оставил вас с ней наедине?
— Да, пожалуйста. — Кейт не могла отвести взгляда от девушки в синем платье.
— Всего хорошего, — распрощался мистер Ренфроу и удалился.
Ноги Кейт налились свинцом. С трудом ступая по мягкой траве, она осторожно приближалась к Эмбер, чтобы не напугать ее.
Эмбер оказалась прелестной девушкой. Светлые волнистые волосы до плеч, карие глаза — совсем как у Кейт. Кейт услышала, что она напевает какую-то песенку. Она выглядела совершенно естественной, такой, как все в ее возрасте: она могла бы учиться в выпускном классе, заниматься спортом, бегать на свидания…
У Кейт сжалось сердце, но она только закусила губу. Если сейчас она совершит неверный шаг, другого случая может не быть.
— Эмбер… я — твоя… — у нее не хватило духу произнести «мама». Кейт хотела попробовать еще раз, но почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной.
Она обернулась и широко раскрыла глаза:
— Ты! — прошептала она одними губами, пораженная, как молнией.
— Я не мог не приехать, — сказал Сойер, глядя на нее грустными, запавшими глазами.
Он сейчас показался ей таким добрым, таким родным, что она едва не бросилась в объятия его сильных рук. Но она удержала себя. Сойер ее не любил. Он всего лишь использовал ее для достижения собственных целей. А сюда его привели угрызения совести.
Кейт отвернулась и сделала еще один шаг по направлению к дочери.
— Не надо, — сказал Сойер тихим, сдавленным голосом. — Это к добру не приведет. Доктор сказал, что она ничего не поймет. Ей здесь хорошо, у нее свой мир. Не стоит его разрушать. — Сойер перевел дыхание и продолжил. — В пансионате хороший уход. Она ни в чем не нуждается. Ее приемные родители весьма состоятельны.
Кейт снова повернулась к нему. Ее лицо было залито слезами, губы дрожали.
— Они любят ее? Обнимают, целуют?
— Нет, — вынужден был признать Сойер. — Ее никто не навещает. Родители стыдятся.
— Боже, неужели это правда? — Кейт согнулась от рыданий.
— Кейт, не надо, — уговаривал Сойер, подходя ближе.
Когда ее накрыла его тень, она выпрямилась и отступила назад.
— Нет, не подходи ко мне.
— Кейт, позволь мне помочь тебе. — Его голос дрогнул. — Давай я возьму тебя под руку.
— Нет, — всхлипнула она. — Уходи.
Кейт не знала, сколько времени она стояла, опустив голову. Когда она обернулась, Сойера уже не было. Она опять посмотрела на дочь. Эмбер глядела перед собой ничего не выражающими глазами.
Кейт содрогнулась. Ей хотелось убежать, спрятаться от страшной истины, как она убегала, когда отец избивал маму. Но сейчас пути к отступлению не было. Детство уже давно ушло в прошлое, а вместе с ним и детские порывы.
Неожиданно Эмбер улыбнулась ей милой, обаятельной улыбкой. Это была улыбка Томаса в юности. Горячая волна ярости захлестнула Кейт. Пусть его душа корчится в адских муках, молча кричала она. Он за все заплатит, даже если ей придется самой воткнуть ему в сердце нож по самую рукоятку.
Но это будет слишком легкий конец. Надо заставить его страдать. Долго и мучительно.
Бросив на свою дочь прощальный взгляд, преисполненный любви и муки, Кейт побрела к выходу. Но подойдя к воротам, она остановилась, как вкопанная. Возле «кадиллака» стояла Энджи.
