Кто такая Даша? - Нина Резун
– А может ему твое сердце вырезать? Хотя нет, ты же тогда сдохнешь. О, придумал, давай палец отрежу. Правый безымянный. Чтобы кольцо некуда было надеть.
В этот момент снаружи послышались какие-то звуки, словно сюда ехала машина, и я как полоумная стала мычать.
– Молчи, сука! – тыкая мне ножом в горло, прошипел Аксенов. – Я сейчас схожу, посмотрю, кто к нам пожаловал, а ты сиди тихо. Если будешь мычать, я Ромычу целый обед из твоих органов приготовлю. Ты поняла?
Я моргнула. И Аксенов ушел.
А я по-быстрому допрыгала до стекла и рухнула на пол около него. Было больно, но я об этом не думала. Главное, скорее освободить руки.
Я аккуратно нащупала стекло, взяла небольшой осколок пальцами и попыталась направить лезвием к веревке. Стекло не дотягивалось до нее, и мне пришлось перехватить его пониже. Но оно соскользнуло, упало на пол и по звуку, мне показалось, что разбилось. Черт!
Я стала нащупывать другой осколок. Нашла побольше. Держать его связанными руками было неудобно, но я все же постаралась поелозить им по веревке. Пальцы резались о края, но я терпела.
Между тем не переставала прислушиваться, что происходит на улице. Слышала голос Аксенова и еще какого-то мужчины, но не могла разобрать, о чем они говорили. А потом голоса стихли, и машина поехала. О нет, неужели эти люди уезжают? Подождите, помогите мне! Но моего мычания никто не услышал.
Я стала пилить веревку быстрее, и она как будто бы стала разрываться, но вошел Аксенов, и я поняла, что это конец.
Он бросился ко мне. Поднял мой стул, стекло выпало из моих рук, и он со злости снова ударил меня по лицу. Ах, божечки, как же больно! Я взвыла, стул покачнулся, но Аксенов его удержал и не дал упасть.
– Ах, ты падла! Сбежать хотела?
Он подошел ко мне сзади и проверил веревки.
– Вот сволочь, надпилила. Хорошо, я сейчас другую принесу и замотаю крепче.
Он вернулся быстро. Перемотал мне руки, да так крепко, что я едва могла ими пошевелить.
– Надо бы здесь стекло прибрать, – заговорил Аксенов спокойным тоном, словно еще несколько минут назад не был в гневе и не бил меня. – Так и порезаться можно. Вон как себе руки поранила. Воду будешь?
Я отрицательно покачала головой. Мне захотелось в туалет, и усугублять свое положение я не собиралась. Но это был риторический вопрос. Он оторвал скотч и стал вливать в меня воду. Я покорно пила, пока не стала захлебываться.
– Вот и умница. В туалет хочешь?
– Да.
– Ссы под себя.
– Что? Дайте мне нормально сходить.
– Под себя, я сказал! Пусть найдет тебя опухшую, голую и воняющую мочой. Посмотрим, насколько его любви хватит.
– Пожалуйста, прошу вас…
Но Аксенов снова заклеил мне рот скотчем и пошел прибирать стекло. Он нашел палку, разломил ее на две части, но не до конца и стал ею сгребать стекла в одну кучу.
Мое желание помочиться становилось сильнее, и терпеть уже не было сил. Но я все надеялась и ждала, что появится Рома, и этот ужас закончится.
Но никаких посторонних звуков не слышалось, и меня охватила паника. А что если меня никто не ищет? Что если Рома до сих пор не приезжал ко мне? И не приедет. И тогда меня хватятся только завтра, в рабочий день. И когда станут искать, уже пройдет много времени. Что же будет со мной к тому моменту? Буду ли я жива?
Мамочка, милая мамочка, спаси меня, направь Рому по верному пути, пусть он меня найдет. Сегодня, сейчас. Пожалуйста.
Аксенов убрал все стекло и вернулся в комнату.
Я замычала с новой силой, умоляя его отлепить мне рот.
– Воды хочешь?
Я отрицательно замотала головой.
– А я думаю хочешь.
И он, отлепив скотч, снова влил в меня воду. Инстинктивно жидкость полилась и снизу. И этот поток было невозможно остановить. Я закрыла глаза и заплакала, сотрясая грудью. Я думала, он унизил меня вчера, но то было ничто по сравнение с тем, что я испытывала сейчас.
– Фу, Данилова, как отвратительно. Я, пожалуй, отойду подальше. Пойду поем на свежем воздухе, а ты не дури. Я буду этажом ниже, начнешь прыгать, я услышу. И тогда, наверное, придется тебя бить уже не по лицу. Может по животу?
Он взял новый кусок скотча, наклеил его мне на рот и ушел.
Я чувствовала слабость во всем теле, и жутко болела голова. Видимо, я хорошо ударилась ею во время падения. Но я не позволила себе расслабиться. Надо искать выход, надо себя спасать.
Я еще раз оглядела помещение. Стекла оставались на окнах, но бить их головой было неоправданно опасно; были покореженные столы с острыми краями, но насколько быстро можно ими распилить веревку? Дверной проем? До него далеко добираться, но он с отбитым слоем штукатурки до кирпича и шансов разрезать им веревку больше. Что еще есть? Всякие пластиковые ведра, обломки кирпичей, цементные глыбы. Все это в одной куче, куда все сгреб Аксенов. И там же, где и выход. Как туда тихо добраться? Может ползком? Но подо мной ведь не паркет. Подо мной бетон, и как можно по нему передвигаться с голыми плечами привязанной к стулу представить сложно. Еще и тихо.
И в конце концов я решаюсь аккуратными передвижениями ног и стула елозить по полу, чтобы добраться до выхода. Но выходит шумно. И я каждый раз останавливаюсь, чтобы убедиться, что Аксенов не возвращается на издаваемый звук. А как стучит мое сердце! Я даже путаю его стук с тем, что издается под ногами. Но упорно двигаюсь вперед. Медленно, долго; со страхом, что Аксенов вернется раньше, чем я доберусь хоть до какой-нибудь острой детали.
И вот, когда я нахожусь всего в двух шагах от выхода, появляется он, и сердце мое обрывается. Нет, нет, нет! Пожалуйста, нет! Но он не ударяет меня, как обещал, а нажатием на рукоять выбрасывает нож и, приставляя его к моему горлу, второй рукой оттаскивает меня вместе со стулом подальше от выхода. Я истошно мычу и жду, что он убьет меня, когда остановится.
Но он замирает посередине комнаты и, сильнее прикладывая ко мне лезвие, орет во все горло прямо около моего уха:
– Ромыч! Выходи, где ты? Иди сюда, посмотри на свою шлюху. Нужна
