Контракт на молчание (СИ) - Гейл Александра
Райан фыркнул, на этом месте день назад он бы порадовался. Но после того, что Валери рассказала доктору о родах, сложностях смены менталитета и первом годе жизни Джули, вообще удивлялся, что она не выбрала жизненной целью целибат.
— А у вас… — он сглотнул и потупился. — Разорение компаний, шестнадцать судебных процессов, два из которых проиграны, шантаж Клинта Дексворта, обвинение в сексуальных домогательствах, длинный шлейф непродолжительных романов, в том числе с коллегами…
— Достаточно, — поморщился Эперхарт.
— Нет, мистер Эперхарт, дослушайте. Именно здесь начинается самое важное. Вы задумали судиться за ребенка с женщиной, которую хотели вызвать в суд для дачи показаний в деле о сексуальных домогательствах. И которая, едва забеременев, была уволена из «Айслекса» приказом, подписанным вами лично.
— Вот, значит, как все вывернут ее адвокаты, — тихо проговорил Райан.
— Даже самые паршивые из адвокатов вывернут дело именно так, — вскинул брови мужчина. — Ваш единственный шанс — настаивать на восстановлении вашей репутации. Вы неплохо начали, перестав связываться с сотрудницами компании, но этого мало. Женитесь, и только тогда есть смысл идти в суд. У вас появится два преимущества вместо одного: банковский счет и семейное положение.
— Три: она безработная.
— Она уже выложила резюме на сайт. Очень неплохое резюме. Мисс Хадсон найдет работу быстро.
— Вы на чьей вообще стороне? — Эперхарт восхитился наглостью собственного адвоката.
— Пока не дошло до суда, я на стороне здравого смысла, где желаю удержать и вас. Потом буду на вашей.
— За прошедшие два года она провела на работе больше времени, чем с ребенком, — парировал Эперхарт.
— У нее примерно пятьдесят пять часов в неделю, у вас — семьдесят, — опять отбрил Хьюс.
— Напомните, сколько я вам плачу?
— Женитесь. А еще лучше — найдите компромисс с мисс Хадсон. Сомневаюсь, что женщина, не явившаяся в суд, чтобы обвинить вас в очевидных домогательствах на рабочем месте дабы оттяпать пару миллионов долларов, так уж невыносимо зла и коварна.
Райан посмотрел на него и понял, что после шестнадцати тяжб пора менять адвоката. Как бы мила ни была Валери, это в прошлом. А сейчас она его без малого ненавидит. И Райан чуть ли не впервые в жизни понятия не имел, что ему делать.
Некоторое время они еще говорили о совместной опеке. О процедуре установления отцовства, о… да много о чем. Но факт оставался фактом: Райан в любом случае окажется в зависимом положении, папой на выходных. Кто-то другой легко бы принял эту ситуацию и смирился или даже покрутил пальцем у виска, мол, зачем тебе это, Эперхарт? Но Райан терпеть не мог вторые роли ни в чем. Ему вспарывала кишки одна мысль осторожным, опасливым тоном предлагать варианты воспитания или досуга дочери и ждать одобрения от Хадсон. И еще она обязательно найдет себе мужика. Да хоть бы даже какого-нибудь адвоката типа Хьюса, который, едва взглянув на нее, растает лужей у изящных женских ножек. Святая Мадонна, ей-богу. И резюме-то у нее восхитительное, и семья интеллигентная, и мужчин она три года не знала. А что родила от Эперхарта внебрачного ребенка, так это он виноват. Под суд его!
Он тяжело вздохнул и откинул голову на спинку кресла. Да, все так и есть. Не случись в жизни Валери Райана Эперхарта, она бы уже была главой образцово-показательной семьи с тремя рыжими детишками от Клинта Дексворта. Детишками, зачатыми в скучной миссионерской позе «только не сзади!». Все три эти беременности прошли бы легко и непринужденно, ибо не имели бы под собой никакой нервотрепки и переездов через полмира. Дети Клинта Дексворта не довели бы мать до гипертонии и судорог — ага, Эперхарт почитал, — потому что с ним все в ее жизни было бы серо, скучно и просто. Все впятером они были бы здоровы как кони, а померли, убившись друг об друга при попытке разойтись в двухкомнатной сиэтлской квартирке Клинта, за которую он полжизни до этого отдавал бы кредит, ибо неудачники не меняются.
Эперхарт закрыл глаза в попытке успокоить разыгравшееся воображение. А потом встал из кресла и вышел в коридор. Валери сидела в столовой и послушно просматривала фотографии детских. Его — не замечала. Райан смотрел на нее долго. На узкую спину, чуть просвечивающую сквозь тонкую ткань рубашки, на рыжие вьющиеся волосы, укороченные до модной нынче стрижки, на длинную шею — возможно, его самую любимую часть в теле Валери. И вдруг представил, как другой подойдет и встанет на его место, так же. А Джули бросится к нему с воплем «Папа!». Он обнимет ее — ребенка Райана, — закружит, а Валери обернется на них с ласковой, а не ревнивой улыбкой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Представил — и зашипел сквозь зубы. Не бывать этому!
— Эперхарт, — испуганно схватилась за сердце Валери, услышав этот жуткий звук. — Напугал.
Она не улыбнулась. Когда люди пугаются, но обнаруживают, что опасности нет, они улыбаются. Смущенно или с облегчением. Райан не был ее облегчением. На этой мысли он окончательно сорвался.
Преодолел расстояние между ними и впился в рот поцелуем. Он не помнил ни себя, ни нежности. Схватил ее лапищей за затылок, заставил подняться на ноги. Толкнул ноутбук так, что тот боком повалился на стоявший рядом стул, усадил Валери на стол, втиснулся между ее ног, даже не дав опомниться. Дернул в стороны полы рубашки. И пока пуговицы еще не отстучали гулко по полу, уже содрал бюстгальтер.
Он в деталях помнил, как краснеет грудь Валери, когда та смущается. Это зрелище вызывало настоящую зависимость. Еще до того, как впервые увидел ее обнаженной, Эперхарт каждый раз, подначивая ее, задавался вопросом, где заканчивается ее исключительный румянец. Тот спускался до самой груди, стирая разительный контраст между белоснежной кожей и яркими вершинками сосков. Мысль об этом выворачивала Райана наизнанку, стоило девчонке начать краснеть.
Валери опрокинулась на стол сама, приподнимая бедра, позволяя стянуть шорты и белье. И Эперхарт не удержался, скользнув в нее сначала пальцами. Наклонился ниже, упираясь бедрами в собственную руку.
— Я ждал, что ты придешь ко мне ночью. Не мог заснуть всю ночь от мыслей, как в тебе туго и жарко, — прохрипел он. Валери издала какой-то полузадушенный неопределяемый звук и покраснела. Именно так, как он хотел. До самой груди. Невозможное зрелище. — Почему ты не пришла?
— Не хотела! — огрызнулась она.
— Мне определенно нравится, как ты не хочешь. Боюсь представить, что случится, если захочешь, — насмешливо отозвался он, без труда погружаясь в нее еще одним пальцем под жалобный всхлип.
— Что ж тебе наговорили адвокаты, что ты вернулся… такой?
Она намеренно подтянулась на локтях выше по столу, отползая от его пальцев. Он не стал ее преследовать.
— Дай-ка подумать. Они рассказали, что мама у Джули просто сокровище, в то время как к папе большие вопросы. И единственный шанс папы забрать у мамы Джули — жениться на ком-нибудь.
Валери замерла. Райан не стал останавливаться и скинул рубашку прямо через голову. Панический взгляд Вэл заметался по его груди, плечам и животу, но вернулся к лицу явно усилием воли. Ее беспомощностью следовало пользоваться вовсю. Райан стянул побыстрее и брюки. Едва вспомнил о защите. И то лишь потому, что еще совсем недавно она рассказывала, как чуть не поплатилась жизнью, рожая его ребенка.
— И что… и ты хочешь отобрать у меня Джули? — испуганно пролепетала бескровными губами Валери.
Забилась, пытаясь избежать рук. И вовсе не из-за мысли, что он собрался жениться на другой. Райан чуть не завыл в голос.
— Хадсон, — притянул он ее со стоном ближе к себе. Ее ныне короткие, пушистые волосы и открытая шея становились его персональным фетишем. И почему он раньше не заставил ее их обрезать? Всегда думал, что длинные волосы более сексуальные, но ведь короткие открывают шею. Хотя как бы он заставил? Едва ли у него было такое право. — Хадсон, — повторил хрипло уже прямо в ухо и шумно сглотнул, входя в нее на всю длину. — Я не умею останавливаться на полпути, понимаешь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})