Найди - Фэя Моран
— Я никогда не просила тебя ни о чём, — шепчу я, а голос всё пропадает и пропадает, превращаясь в беспомощный хрип, — но сейчас... Сейчас я взываю к тебе с одной единственной просьбой. Пожалуйста, — говорю я, — только не он...
Рубашка Гая намокает от моих слёз, в воздухе больше не пахнет кровью, а лишь отчаянием, вырывающимся из моих уст. Оно пропитывает собой кислород, которым я дышу, заполняет каждую клеточку тела, которое я имею.
— Прошу тебя, не забирай его, — плачу я сильнее. — Ну пожалуйста... Это всё, о чём я тебя попрошу...
Куда легче я бы смогла пережить падение с высоты или удар молнии. Я не ощутила бы боли такой же, если бы кто-то раскрыл мне вдруг грудную клетку и вытащил наружу моё сердце, пока я нахожусь в сознании.
Всё это показалось бы мелочью и пустяком по сравнению с тем, что творится в моей душе сейчас.
Из-под разорванной рубашки Гая виднеется татуировка: «Бездна взывает к бездне». И теперь мне всё становится понятно.
Это я стала его бездной.
Каждый громкий удар моего сердца издевательски напоминает мне: «Ты всё ещё жива. Ты, видно, отняла его жизнь, но зато продолжишь жить сама, как ни в чём ни бывало». Эти мысли рвут меня на части как пергаментную бумагу, с громким треском и шуршанием. Они бросают в меня камни, разбивая моё тело в кровь.
Один удар.
Второй удар.
Третий удар.
...
Сорок пятый удар.
Меня сжигают живьём. Меня делят на миллионы частей. Меня бросают в кипящую воду. А я всё ещё жива, хотя хотелось бы умереть.
Всё ещё дышу воздухом, который я отняла у человека, отказавшегося от всего ради меня.
Это моих рук дело. И я не заслуживаю права жить.
Но затем...
— Каталина?
Моя голова лежит на его груди, и я вдруг слышу это. А потом чувствую слабый, почти незаметный стук, который словно нарастает: либо в моём воображении, либо в реальности.
Я не поднимаю головы, не шевелюсь, превратившись в сплошной камень.
Я сошла с ума...
Я спятила...
Мне всё это снова мерещится...
Мне страшно. Мне кажется, если я вдруг подниму голову, голос исчезнет, стук прекратится. Рука, которая вдруг слабо ложится на мою голову, испарится.
— Каталина, — хрипит голос, а тело подо мной уже шевелится, — не плачь... Я всё ещё здесь. Я не ухожу.
И я в полной мере сознаю, что всё же не спятила.
Подняв голову, я вижу его красивые зелёные глаза. В них нет блеска, они потухли, но это больше не имеет никакого значения по сравнению с тем фактом, что он всё ещё жив.
Что тот, кто находится сверху, исполнил мою просьбу и ответил на мольбу.
Глава 65
Я глажу волосы Гая, радуясь тому, что его глаза ещё полны жизни. Да, блеск очень тусклый, но он всё же есть, и это самое главное. Кожа холодная и бледная, и я понимаю, что пуля могла вызвать снижение давления, оттого и бледность и почти незаметный медленный пульс. А моя паника лишь усугубила ситуацию.
Гай не умирал и не возвращался из мёртвых, как мне показалось сперва. Он меня ни на секунду и не покидал, сдерживая своё обещание.
Дверь со скрипом открывается.
Я даже не сразу слышу, как в помещение кто-то входит. Лишь спустя несколько секунд в ушах раздаётся грубый шаг ботинка по бетонному полу.
— Я поражён. — Вистан хлопает в ладоши, словно наблюдает за интересным представлением. — Как оказалось, этот щенок всё же не настолько убог и беспомощен, как я считал! Я ставил шестьдесят процентов на то, что к утру он сдохнет. — Он кратко смеётся, будто бы то, что его родной сын лежит в луже крови, едва не умирая, брошенный в настоящую темницу, нечто забавное. — Приведите его в порядок.
И по его команде двое мужчин в белых халатах, — должно быть, врачи или медбратья, — синхронно кивают и беспрекословно выполняют приказ. Они хватают ослабшего Гая под мышками с обеих сторон, поднимают и тянут к выходу. Я остаюсь неподвижна, уставившись на собственные перепачканные кровью руки. Мир вокруг вдруг начинает вращаться, а к горлу подступает тошнота.
Вистан подходит ближе, я вижу его идеально чищенные туфли перед собой, потом ко мне тянется рука с перстнем и поднимает мою голову за подбородок.
— Я сдержу своё обещание, — говорит он с ухмылкой. — Ваши друзья прощены за предательство. Разве что их немножечко попытают в моих камерах, и можно будет считать, что мы квиты. — Я больше не чувствую ничего, пока он уверенно, твёрдо и с насмешливым тоном продолжает говорить: — Мой неотёсанный сопливый сын принят обратно. Как и ты. Добро пожаловать в семью, Каталина Харкнесс.
И после этого Вистан оставляет меня одну, оставив дверь открытой.
Сидя на бетонном холодном полу, обессиленная, с разрывающейся болью в голове и руками в крови Гая, я всё пытаюсь понять, погубит ли меня дикая нарастающая ненависть к этому жестокому бездушному человеку или же во мне растёт желание расплющить его голову точно так же, как и Хью.
И я наконец решаю: он точно поплатится за то, что сделал. Пусть в этом никто не сомневается.
Когда я выхожу из заточения на всю ночь, глазам предстаёт широкий коридор, ведущий к лестнице. По сторонам от меня расположены железные двери, подобные той, из-за которой я только что вышла. Мраморный пол устлан дорогим ковром, по которому я бесшумно ступаю. Моё роскошное платье теперь выглядит не так роскошно, однако это самое последнее, о чём я думаю, когда осторожно поднимаюсь по лестнице, не слыша никаких звуков — лишь тишина, давящая и устрашающая. Я поднимаюсь из некого личного подземелья поместья Харкнессов на первый этаж, оказываясь в просторном блестящем фойе.
Как настолько ужасный человек может жить в таком красивом месте?
— Кто тебе позволил ходить по дому в таком виде? — раздаётся презрительный тон за моей спиной.
Обернувшись, я обнаруживаю Камиллу Харкнесс — красивую, нарядную, но совсем не добрую. Рядом с ней стоит молодая горничная, опустившая в повиновении взгляд. Словно принцесса и её фрейлина.
Мне вдруг вспоминается, что я практически ничего не знаю о ней, как не знаю ничего
