Покоренная судьбой - Кора Рейли
Максимус протянул руку, и после того, как я принял ее, он поднял меня на ноги. Он схватил меня за предплечье. — И ты думаешь, что на этот раз она согласится?
— Надеюсь. — То, что было у нас с Гретой, стало еще больше, и я знал, что она сожалеет о своем прошлом выборе. Вместе мы с ней найдем способ вернуть мир между
Каморрой и Фамилией. Другого выхода не было. Грета сломается, если приедет со мной в Нью-Йорк без разрешения своей семьи, пока еще идет война. — Я спрошу ее в эти выходные.
— Не говори мне, где ты с ней встретишься. Чем меньше я буду знать, тем лучше. Твой отец спустит с меня шкуру, если узнает, что я знаю об этом. Черт, чувак.
Я похлопал его по плечу. — Сначала ему придется снять с меня кожу. Со временем он одумается.
Максимус посмотрел на меня с сомнением.
Отец определенно был крепким орешком. Но сначала я должен был встретиться с человеком, который воспримет эту новость еще хуже. — Сегодня вечером я иду к Крессиде, чтобы рассказать ей.
Губы Максимуса разошлись. — Сначала ты должен поговорить со своим отцом.
— Я не буду спрашивать его разрешения. Я принял решение и буду его выполнять, что бы он ни сказал. — Больше я не буду спрашивать и взял бы то, что хотел, то, что должен был сделать
давным-давно. Не хочу провести остаток своей жизни с Крессидой. Она делала меня несчастным, и я знал, что она тоже не была счастлива со мной. Она не могла быть счастлива, если только человеческие эмоции не имели для нее никакого значения.
Максимус испустил длинный вздох. На его лице ясно читалось беспокойство. — Она не уйдет тихо, Амо. У Крессиды злая натура. Это не будет приятным Рождеством и она попытается забрать тебя с собой.
— Мне все равно. Этот фарс с браком закончится сегодня.
Когда я вошел в дом Крессиды — он всегда казался мне ее домом, а не моим, — я понял, что сегодняшний разговор не пройдет гладко.
Крессида сидела в гостиной с бокалом шампанского в руке и темноволосой азиаткой у ног, которая красила ногти.
— Я занята, — сказала она, заметив меня, и сделала еще один глоток своего напитка.
— Уходи, — сказал я женщине. Она без колебаний поднялась на ноги и собрала свои вещи. Я протянул ей
стодолларовую купюру, когда она промчалась мимо меня, взяла ее, пробормотав спасибо, прежде чем выйти из комнаты.
— Вы не закончили! — закричала
Крессида, но женщина схватила свое пальто в холле, и через мгновение входная дверь открылась и закрылась. Мое слово имело значение, а не слово Крессиды. Она посмотрела на меня. — Что мне теперь делать с моими ногтями?
— Красить их самой?
Ее глаза расширились, как будто она не могла поверить в такую дерзость. — Женщина моего положения не должна делать маникюр.
— Моя мать сама красит ногти на ногах, поэтому я не понимаю, почему ты не можешь. Она жена капо. А ты нет.
— Твоя мать... — Она запнулась, очевидно, решив, что лучше не оскорблять мою мать в моем присутствии и одарила меня сладкой улыбкой. — Ты так же хорош, как Капо. Твой отец не может делать это вечно. — Она сделала еще один глоток своего шампанского. Наверное, надеялась на его скорую смерть, чтобы наконец-то вознестись к вершинам славы.
Она подняла одно плечо, небрежно пожав плечами. — Полагаю, раз уж ты здесь, мы могли бы провести некоторое время вместе.
Я оглядел комнату с ее слишком плюшевым диваном уродливого сиреневого цвета, с ворсистыми подушками с цветочным узором. Мебель из белого глянцевого дерева с золотыми кронштейнами, увенчанными логотипом Версаче. Это место было таким же чужим для меня, как и в тот момент, когда я впервые переступил порог этого дома. — Когда мы хоть раз проводили время вместе, Крессида?
Каждая наша встреча была наполнена спорами, чувством вины, карающим молчанием или гневным сексом.
Она ничего не говорила, только критически рассматривала свои ноги, как будто отсутствие лака на ногтях было важнее, чем плачевное состояние нашего брака.
— Этот брак был обречен с того момента, как ты заставила меня вступить в него. Нам не следовало жениться.
Крессида наконец подняла взгляд от своих ногтей и торжествующе улыбнулась. — Но мы поженились.
Уставился в ее глаза, не чувствуя абсолютно ничего, даже не был уверен, какие они — голубые, зеленые или серые. Я никогда не смотрел в них достаточно долго, чтобы определить их точный цвет.
Я не ненавидел ее, но определенно не любил и даже не любил. Она была для меня совершенно несущественна. — Вот о чем я хотел с тобой поговорить.
На ее лице промелькнуло замешательство, затем недоверие. — Что ты хочешь сказать?
— Мы разводимся.
Она замерла, затем надменно рассмеялась. — Ты не можешь развестись со мной, тогда ты не станешь Капо.
Мое выражение лица стало более жестким. — Я стану Капо.
Она, спотыкаясь, поднялась на ноги. — Традиционалисты не примут тебя! Они будут на стороне моего отца. Без меня ты будешь никем!
— Они могут принять меня или испытать мой гнев.
— Ты не разведешься со мной, — прошептала она, качая головой. — Ты не сможешь. Есть правила, традиции. Ты лишил меня невинности вне брака, а за такой поступок полагаются последствия.
Я подошел к ней. — Хватит строить из себя жертву. У нас с тобой был очень приятный секс по обоюдному согласию и я никогда не говорил о женитьбе на тебе, никогда не притворялся, что ты мне нравишься. Ты решила заняться со мной сексом вне брака, так что тебе тоже придется принять последствия. До сих пор только мне приходилось расплачиваться, теперь твоя очередь. И если я правильно понимаю, ты все равно не расплатишься, потому что никто не узнает, что у нас был секс до свадьбы.
— Мне придется жить в стыде, потому что ты развелся со мной!
— Ты получишь около пятидесяти миллионов
