Его ученица - Юлия Оайдер
— Я никуда не пойду.
— Вы хотите узнать, почему вы здесь? — останавливается и смотрит на меня через плечо Вайс. — Это ваш единственный шанс.
Стискиваю зубы и, преодолевая страх и злость, иду следом за ним в его кабинет. Огромное помещение с кучей документов и монолитным столом. Подхожу к креслу и сажусь напротив Вайса, невозмутимо разместившегося на своем “троне”.
— Скажите, мисс Стивенс, что вы себе нафантазировали, после того как увидели мою дочь? — на его пересохших губах мерзкая улыбка и меня воротит от того, чтобы посмотреть ему в лицо. — Наверняка решили, что я истязаю ребенка, верно? — не дожидаясь моего ответа продолжает он. — Вовсе нет. Я наоборот стараюсь сохранить дочери жизнь, ведь такие как она редко доживают до совершеннолетия. Она дорога мне, как память.
— Она не вещь, чтобы держать ее взаперти, как статуэтку, — говорю я.
— Как память до тех пор, пока не появится другой здоровый наследник, — игнорируя мои слова, продолжает говорить Вайс. — Мои мотивы касательно вас прозрачны: мне нужен здоровый наследник, а вы идеальная кандидатура. Ровно как были идеальными Дарья, Кейт, Алиссия и Ингрид. Но с ними я допустил ошибку… С вами же уже все идет по иному пути.
— В чем моя идеальность? Чем я лучше толпы жаждущих вашего покровительства папенькиных дочек?! — обхватываю себя руками за плечи, стараясь унять дрожь.
— Знаете, что всегда было важно для моего наследия? — спрашивает Вайс и вновь, не дожидаясь моего ответа, продолжает. — Порода, известная фамилия жены, чтобы не была дворовая девка с улицы. Покорность, потому что я должен быть превыше всего и жена обязана по брачному контракту хранить мои секреты. А еще — генетика. Мне нужна абсолютно идеальная генетическая структура без патологий — ваша же безупречна. Так получилось, что природа сыграла со мной злую шутку и наградила опасным генетическим заболеванием, плодом которого стала Селеста.
Смаргиваю слезы и вжимаюсь в спинку кресла, не сводя взгляда с Вайса. Господи, какая чушь… Что он несет…
— Где ее мать? — спрашиваю я.
Стейси долго смотрит куда-то в одну точку, словно прокручивая в голове отрывок из прошлого. Затем как-то странно хмыкает и отвечает просто и без эмоций:
— Я ее убил.
— Вы псих, — шепчу я. — Убиваете всех своих женщин ради удовольствия? Я не намерена становиться еще одной жертвой. Я не хочу…
— Всех своих женщин? — приподнимает брови Вайс. — Вы уже ранее были осведомлены о моей биографии?
— Предпочла изучить что вы за человек, — говорю я.
— Скажите, что вы узнали из желтой прессы, и я поделюсь с вами истиной, — мужчина тянется к небольшой шкатулке на краю стола и достает оттуда сигару. С громким лязгающим звуком срезает запечатанный край сигары и спокойно закуривает. — Давайте, мисс Стивенс, поделитесь еще одним вашим неверным выводом.
Я уже проболталась, так что делать вид, что я не в курсе происшествий и череды браков, глупо.
— У вас было подряд четыре брака, где женщины теряли ребенка из-за выкидыша, а затем, невообразимым образом, сводили счеты с жизнью, — говорю я, не сводя взгляда с облачка дыма, которое Вайс выпускает изо рта. — Четвертая погибла в автокатастрофе со своим водителем, у нее была нормальная беременность. В статье было написано, что ребенок не ваш…
Неожиданно, не дав мне договорить, мужчина начинает громко смеяться, так хрипло и мерзко, что вновь становится жутко.
— А теперь, выслушайте мою настоящую историю, дорогая Элла, — Вайс кладет сигару на подставку и откидывается на спинку кресла. — Мой первый брак был, как принято говорить, по любви. Я любил ее, она любила меня — все просто. Ее звали Микаэлла, она была обычной певицей, мы познакомились на одном из дорогих приемов и я решил, что пора остепениться. В ней было что-то необыкновенное: робость на грани со смелостью, слабость вперемешку с неслыханной силой, — мужчина замолкает и смотрит, будто сквозь меня, невидящим взглядом.
Не знаю, почему я молча сижу здесь перед этим уродом и слушаю его бредни. Наверное, потому что я взаперти в его доме и мне толком нечего больше делать.
— Свадьба была без брачного договора, ведь это же любовь. Можно было бы сказать, что я обезумел от этой любви. Надо мной потешались коллеги, что я выбрал в жены простушку, и мне пришлось оградить свои выходы в свет с ней. Благо на то была веская причина — жена забеременела. Элла была ярой противницей каких бы то ни было анализов и прочих вещей, а я потакал ей, — мне ужасно режет слух мое имя, используемое Вайсом по отношению к жене. — В целом все было прекрасно, пока не родилась Селеста. Эритропоэтическая порфирия, проще говоря — болезнь Гюнтера, таков был диагноз сразу после рождения дочери. Оказалось, что у меня и у Микаэллы есть некий дефект в генетической структуре, мы носители страшного заболевания, и только когда наши дефектные гены накладываются друг на друга — случается такая беда, как с Селестой. Я не пожалел ничего для лечения: в этом доме по сей день лучшие специалисты в сфере медицины, готовые помочь по щелчку пальцев. Вот только Элле я вдруг стал врагом, она обвиняла меня во всем, стала игнорировать дочь, — Вайс тянется к сигаре и делает несколько глубоких затяжек. — Вы еще не заскучали?
Отрицательно качаю головой, обдумывая сказанное Вайсом.
Во-первых, любовь. Серьезно?! такой человек как он способен кого-то любить, кроме денег и своего бизнеса?
А, во-вторых, значит была еще некая пятая женщина… Но ее имени ни разу нигде не фигурировало, видимо Стейси и правда тщательно скрывал ее.
— Несколько раз она даже пыталась покончить с собой: таблетки, веревка, лезвия… Пока в один день не собрала вещи и не бросила ребенка одного в доме. Никому не сообщив, она сбежала, как трусливая девка, но я случайно перехватил ее возле ворот. Зареванную, на пике истерики. Помню, что она ругалась, что-то кричала, но мне сорвало крышу, — морщится Вайс и на его лице отражается гримаса пугающего безумия. — Она бросила меня. Она бросила дочь. Я, вдруг, осознал, что мои коллеги были правы, когда смеялись
