Безжалостные Существа - Джей Ти Джессинжер
Его голос. Этот низкий, насыщенный голос, который я так часто слышала за последние пять лет в своих мечтах и заветных воспоминаниях… вот он.
Ничего для меня не значит в этот момент.
Нас разделяет квадратный деревянный журнальный столик. На нем артефакты из его жизни: книги о путешествиях, стеклянная чаша с красивыми ракушками, маленькая бронзовая скульптура лежащей обнаженной женщины.
Меня охватывает желание ударить его этой скульптурой.
Я встречаюсь взглядом с Дэвидом и провожу несколько молчаливых мгновений, просто глядя на него, стараясь не раскроить ему череп. Дэвид хорошо выглядит. Здоровый и хорошо отдохнувший. Как будто ему на все наплевать.
Лживый, лживый, коварный, сын одноногой собаки.
— Или, может быть, сказались пять лет, которые я провела, оплакивая твою смерть, в то время как ты жил как король на райском острове, который мне только снился.
Дэвид медленно моргает, как будто вбирает услышанное в себя. Легкая улыбка кривит его губы.
— Мне не хватало этого убийственного чувства юмора, тюльпанчик.
— Назови меня еще раз этим старым прозвищем, и я засуну эту миску с ракушками тебе прямо в задницу.
Мы пристально смотрим друг на друга. Наконец Дэвид двигается, распрямляя ноги и наклоняясь вперед, чтобы положить руки на бедра. Он пристально смотрит на меня пронзительным взглядом.
— Почему ты так долго добиралась сюда?
Дэвид говорит это мягко, не как обвинение, но именно так это и ощущается.
Как если бы он думал, что я провалилась.
— Ну, я не знаю. Может быть, дело в том, что я думала, что ты умер.
— Я послал тебе ключ…
— Этот дурацкий ключ застрял в твоем почтовом ящике. Я получила его совсем недавно, после того как владелец «Торнвуда» нашел его во время ремонта.
Губы Дэвида приоткрываются. Затем он закрывает глаза и выдыхает.
— Ага. Отличный план, Дэвид. Знаешь, что было бы лучше? Позвонить.
Он качает головой и хмурится.
— Я не мог рисковать, связываясь с тобой напрямую. Полиция пасла тебя месяцами.
— Хорошо, это было первые несколько месяцев. Как насчет четырех с половиной лет после этого?
Когда Дэвид смотрит на меня сейчас, его взгляд оценивающий, как будто я кто-то, кого он раньше не встречал.
— Ты изменилась, — тихо констатирует Дэвид.
— Да. Я больше не беспокоюсь о том, что меня легко проглотить. Ты можешь задохнуться.
После еще одной паузы он говорит:
— Почему ты так злишься на меня?
Не помню, чтобы он был таким глупым до этого.
— Боже, с чего начать? О, вот хорошее начало: ты исчез. За день. До. Нашей гребаной. Свадьбы.
Дэвид резко встает и идет через комнату, засунув руки в карманы шорт, его плечи напряжены. Глядя через открытые французские двери на море, он говорит:
— Я не тот человек, за которого ты меня принимаешь, тюльпанчик. Я многого тебе не сказал.
— Я уже в курсе последних событий, Дэвид. И не дави на меня своими тюльпанами. Я имела в виду то, что сказала о миске с ракушками.
Дэвид бросает на меня взгляд через плечо. Затем он смотрит на мою левую руку.
— Ты ведь тоже чего-то недоговариваешь, не так ли?
Я кручу кольцо с обещанием Кейджа большим пальцем. Внезапно я чувствую жар, как будто он может прожечь мою кожу и опалить кости.
Когда я молчу, Дэвид подсказывает:
— Я узнаю русский любовный узел, когда вижу его, Натали.
— Держу пари, что узнаёшь. Ты же подарил такой Клаудии?
В его глазах вспыхивает удивление. За этим быстро следует тревога.
Дэвид отворачивается от французских дверей и возвращается ко мне, выражение его лица обеспокоенное, а тон повышается на октаву.
— Откуда ты знаешь о Клаудии? Кто тебе рассказал?
— Что, никаких отпираний? Это не похоже на тебя – не иметь наготове хорошей легенды для прикрытия.
Дэвид игнорирует мой язвительный сарказм.
— Кто бы это ни был, ему нельзя доверять. Он просто пытается сблизиться с тобой, чтобы выведать обо мне информацию…
Я громко перебиваю:
— Знаю. Я в этом замешана не меньше тебя. В последние несколько дней это было забавно, позвольте мне заметить.
Дэвид присаживается передо мной на корточки, хватает мои липкие от пота руки и смотрит мне в глаза.
— Скажи мне, кто с тобой связался. Расскажи мне, что случилось. Расскажи мне, как ты сюда попала… расскажи мне все.
Он, должно быть, видит, что я собираюсь выдавить ему глаза приятным, резким ударом большими пальцами в глазные яблоки, потому что мягко добавляет:
— Пожалуйста.
Я чувствую его запах теперь, когда он так близко. Эту привычную, опьяняющую смесь специй и сандалового дерева. Сладкий и сливочный, гладкий и теплый, он доносится до моего носа, словно зов сказочной сирены.
Как я любила этот аромат. Как он успокаивал меня раньше.
Агентируюсь на слове «любила».
Вместо того, чтобы чувствовать удивление или боль от того, что голос, запах и пристальный взгляд Дэвида больше не властны надо мной, я испытываю невероятное облегчение.
Теперь, когда я больше не люблю его, будет намного проще послать его к чертям собачьим.
Перед моими глазами мелькает красивое лицо Кейджа. Когда я с силой моргаю, оно исчезает.
— Ты первый, красавчик. Скажи мне, почему ты бросил меня за день до нашей свадьбы, даже не попрощавшись. Неожиданный мандраж? Или ты ударился головой и вспомнил, что уже женат?
Дэвид делает глубокий вдох, затем выдыхает, склонив голову, чтобы опереться на наши сцепленные руки. В отличие от моего, его лоб холодный и сухой.
— Я никогда не хотел причинить тебе боль. Мне так жаль, Натали, — бормочет Дэвид.
— Отлично. Перейдем к хорошей части.
Дэвид тяжело выдыхает, нежно целует тыльную сторону каждой из моих рук и отпускает их, поднимаясь. Он возвращается на диван напротив меня и садится.
— Я так понимаю, ты в курсе, что я был связан с мафией.
— Да.
— Я был бухгалтером в нью-йоркском синдикате. Я отчитывался непосредственно перед большим боссом.
— Максимом Могдоновичем.
Дэвид кивает.
— Это была кабинетная работа. Я не марал руки. Я никогда никому не причинял вреда.
— Хвала тебе. Продолжай.
Дэвид делает паузу, чтобы скрежетнуть челюстью. Ему не нравится новая, властная я.
— Они завербовали меня сразу после колледжа, предложив смешную зарплату. В двадцать два года я не мог устоять перед такой суммой денег. Поэтому я взялся за эту работу. Я сказал себе, что не делал ничего плохого. Я не причинял людям вреда.
