Сесилия Ахерн - Люблю твои воспоминания
Вокруг меня зрители суетливо рассаживаются, кто-то переговаривается, кто-то посмеивается, кто-то перелистывает программку, ярусы заполняются. Все движется и гудит, как в улье. Ряды балконов напоминают живые пчелиные соты, воздух насыщен медовыми ароматами духов.
Я бросаю взгляд на соседнее пустое кресло, и меня пробирает дрожь возбуждения.
В микрофон объявляют, что представление начнется через пять минут и опоздавшим придется все первое действие провести за дверями зала, слушая оперу через трансляторы.
Скорее, Джастин, скорее, молю я, ерзая как на иголках.
Джастин быстрым шагом выходит из своего отеля на Килдэр-стрит. Он только что из душа, но рубашка уже липнет к телу, а по лбу сбегают струйки пота. Внезапно он останавливается. У него за спиной отель «Шелбурн», впереди театр «Гэйети».
Он закрывает глаза и делает глубокий вдох, набирая полные легкие холодного октябрьского воздуха.
Куда пойти? Куда пойти?
Представление началось, а я кошу глазом на дверь справа. Рядом со мной пустое кресло, от одного вида которого у меня сжимается горло. На сцене страстно заливается сопрано, но я, к раздражению соседей, поворачиваюсь лицом к двери.
Несмотря на строгое объявление, нескольких человек все же впустили и провели на их места. Если Джастин не поторопится, до антракта ему не удастся проникнуть в зал. Мы с певицей дышим сейчас в унисон, потому что тот факт, что между нами теперь только одна дверь, сам по себе опера. Я опять поворачиваюсь к двери и замираю, потому что она открывается.
Джастин входит в дверь, и все головы поворачиваются к нему. Жутко нервничая, он ищет взглядом Джойс. К нему уже спешит метрдотель:
— Добро пожаловать, сэр. Чем могу служить?
— Добрый вечер. Я забронировал столик на двоих на имя Хичкока. — Джастин затравленно оглядывается, вынимает платок и промокает им лоб. — Дама уже здесь?
— Нет, сэр. Вы пришли первым. Провести вас к столику или сначала что-нибудь выпьете?
— Я сяду за столик.
Если она меня опередит, я себе этого не прощу. Его проводили к столику в самом центре зала.
— Вам нравится?
— А нет местечка поуютнее? Скажем, поближе к стене?
— К сожалению, сэр, других свободных столиков сейчас нет. Делая заказ, вы оговаривали какие-нибудь условия?
— Нет. Ну ничего, здесь тоже прекрасно.
Он садится на стул, услужливо выдвинутый метрдотелем, и тут же вокруг него начинают кружиться официанты, наливая минералку, раскладывая салфетки, поднося хлеб.
— Хотите взглянуть на меню, сэр, или дождетесь прихода дамы?
— Спасибо, я подожду.
Прошел час. Несколько раз открывалась — дверь, и опоздавшие пробирались к своим местам, но Джастина нет как нет.
Соседнее кресло пустует. Сидящая по другую сторону от него женщина ловит мой сумасшедший и алчный взгляд, которым я встречаю каждого входящего, и сочувственно улыбается. Я чуть не плачу от чувства одиночества, охватившего меня в этом набитом людьми зале, наполненном дивными звуками. Наконец занавес падает, зажигается свет, и все зрители вскакивают и устремляются в буфет, в курительную или просто прошвырнуться по фойе.
Я сижу и жду.
Чувство одиночества во мне нарастает, но растет и надежда. Он, может быть, еще придет. Может быть, он поймет, что для него это так же важно, как для меня. Ужин с женщиной, которую он видел всего несколько раз в жизни, или вечер с тем, кого он спас, кто повиновался его желаниям и кто ему бесконечно предан.
Неужели второе не перевесит?
— Принести вам меню, сэр?
— Хм!
Он смотрит на часы: половина девятого. Они договаривались на восемь. Сердце у Джастина падает, но, как сорвавшийся в море валун затопляет вода, его затопляет надежда.
— Вы видите, дама задерживается.
— Да-да, сэр.
— Принесите мне карту вин, пожалуйста.
— Сейчас, сэр.
Любовника героини вырывают из ее объятий, и она молит его отпустить. Певица душераздирающе причитает и стонет, и моя соседка всхлипывает. Я тоже едва удерживаюсь от слез, вспоминая, какое впечатление я произвела на папу в этом платье.
— Ну, ты его сразишь наповал! — восторженно воскликнул он.
Вот тебе и сразила! Мой мужчина предал меня, предпочтя отужинать со мной. Мне это было ясно как божий день. Я ждала его здесь . Мне хотелось, чтобы нас соединила ощущаемая мною связь, а не случайная встреча несколько часов назад.
Мне казалось, что променять нечто столь важное на женщину — дикое легкомыслие.
Но неужели мне и впрямь стоит расстраиваться из-за того, что он выбрал ужин со мной? Я взглянула на часы.
Возможно, он еще ждет меня. Но что, если я уйду, а он, наоборот, явится сюда? Нет уж, лучше останусь и не буду путать карты.
У меня в голове царит путаница, как и на сцене.
Погоди- погоди. Если он сейчас в ресторане, а я здесь, значит, он один уже больше часа. Почему же он тогда не забежит сюда хотя бы полюбопытствовать, кто назначил ему свидание? Если только уже не полюбопытствовал: заглянул в дверь, увидел меня и ретировался. Я настолько поглощена своими мыслями, что перестаю видеть и слышать. Вопросы, теснящиеся в голове, делают меня безразличной к окружающему.
— Простите, мисс, — спрашивает юная девушка с гребешком в волосах, — вам не плохо?
Только сейчас я заметила, что по щекам у меня бегут слезы. Теперь их не остановишь. Опера, оказывается, закончилась.
Зал опустел, занавес опущен, светильники включены.
Я выхожу на улицу. Кругом субботняя толчея. Мои мокрые щеки стынут от холода.
Джастин выливает в стакан остатки вина из второй бутылки и чуть не роняет ее на стол. Он сильно пьян, не различает даже стрелок на часах, но понимает, что Джойс ему уже не дождаться.
Его предали.
Предала первая же женщина, которая заинтересовала его после разрыва с женой. Если не считать бедной Сары. Сару он никогда в расчет не принимал.
Я ужасный человек.
— Простите за беспокойство, сэр, но тут позвонил ваш брат Эл.
Джастин кивает.
— Он просил передать вам, что еще жив и здоров и вам того же желает.
— Жив?
— Да, сэр. Он сказал: вы поймете, потому что уже двенадцать. День рождения?
— Д-надцать?
— Да, сэр. Мне жаль, но мы уже закрываемся. Будьте любезны расплатиться.
Джастин поднимает на него опухшие красные глаза и пытается кивнуть, но голова его падает на плечо.
— Жизь де-е-мо.
— Мне очень жаль, сэр.
— Я сам де-е-мо. Х-хто я ей кой?
— Понимаю.
— Добрая жеш-шна. А я х-хто? Не приш-ш… — Он запинается на полуслове.
