Саманта Янг - Город моей любви

Я покачала головой, не веря своим ушам:

— Ты действительно думаешь, что после всего, что было между нами, я клюнула бы на такого, как он?

— Ты действительно думаешь, что после всего я стал бы изменять тебе с Блэр?

— Ты же изменял Бекке со мной.

Я содрогнулась, когда эти слова сорвались с моих губ. Это был удар ниже пояса.

Кэм оскорбленно и недоверчиво фыркнул:

— А ты изменяла Малкольму со мной.

— Ты действительно так думаешь? — повторила я его слова, чувствуя, как на моих ресницах собираются новые слезы, и ненавидела его за то, что он довел меня до такого жалкого состояния. — Что я придерживала Малкольма на случай, если это закончится?

Он пожал плечами с каменным лицом:

— Ты действительно думаешь, что я все время ждал, пока не подвернется кто-нибудь получше? Что я тебя использую?

Я вытерла нос тыльной стороной ладони и отвернулась, не в состоянии взглянуть ему в глаза, и сипло ответила:

— Думаю, ты никогда не переставал считать меня такой девицей. Такой, которую не можешь особенно уважать.

— Тогда, может быть, ты и правда не так уж умна.

Его кошмарный тон резанул меня по живому.

Кажется, никто никогда не ранил меня словами так глубоко, как он. И я ненавидела его и власть, которую он забрал надо мной.

Кэм вздохнул, и я наконец-то посмотрела на него. Он с силой провел рукой по лицу и, отвернувшись от меня, устало произнес:

— Пожалуй, тебе лучше уйти, пока мы не наговорили еще больше мерзостей, которых не имеем в виду.

Я не стала ему отвечать.

Просто ушла.

Глава 27

Заснуть той ночью оказалось нелегко. В конце концов я впала в забытье за час до рассвета и проснулась в половине одиннадцатого от громкого трезвона моего телефона.

Эсэмэска от дяди Мика напоминала, что я обещала пойти с ним смотреть квартиры. Это было замечательно. Наверное, лучший способ удержать мой ум от мыслей о ссоре с Кэмом.

В течение ночи меня мотало от одного полюса к другому. Часть меня полагала, что наша ссора была смехотворна, что нелепо ощущать такую боль из-за каких-то недопониманий. И я гадала, все ли эти недопонимания созданы мной самой. Три раза я почти бралась за телефон, чтобы позвонить Кэму, все обсудить, попытаться внести в эту трагедию хоть небольшую толику здравого смысла. Я видела подобную чушь по телевизору, читала о ней в книжках, и хотя наслаждалась буйством эмоций, но закатывала глаза и думала, что такого никогда не случается в реальной жизни. Люди не настолько глупы.

Ну что ж, оказалось — настолько.

Я настолько глупа.

В результате я так ему и не позвонила — решила, что мои раны пока чересчур свежи, чтобы говорить с ним. С шестнадцати лет я не оставалась без мужчины, а в периоды между отношениями искала себе нового парня. Я очень долго верила заявлениям мамы и отца о моей никчемности — и вместо того чтобы бороться со злобным бредом, которым они меня пичкали всю жизнь, я купилась на него и потому цеплялась за мужчин, обладавших, как я считала, всеми качествами, коих недоставало мне.

Кэм был иным с самого начала, но я все же решилась на отношения с ним. Я начала ему доверять. Более того, я начала полагаться на его мнение обо мне, потому что он помогал мне больше себя принимать, лучше о себе думать. Меня невыносимо мучила мысль, что я лишилась этого хорошего мнения. И даже хуже — что его никогда и не было.

Я потрясла головой, изгоняя эту мысль. Пусть даже из-за Кэмерона у меня все перепуталось в мозгах, но я не могла заставить себя поверить, что он никогда не видел во мне большего. Все, что он для меня сделал, все эти взгляды, вся ласка и нежность, которые он дарил мне, — они не могли быть фальшивыми. Я твердо знала: это не могло быть ложью.

Возможно, провести день отдельно друг от друга, чтобы успокоиться, было наилучшим решением.

Мы можем все обсудить завтра.

Я кивнула себе, борясь с болью в груди. Это было похоже на план.

Когда я встала, чтобы проводить Коула в школу, он только взглянул на меня — и сразу все понял:

— Вы с Кэмом поссорились?

— Чертов ясновидящий, — буркнула я чуть слышно, проходя мимо него, чтобы приготовить чай.

— Я так понимаю, это «да».

Я фыркнула.

— Это плохо? — внезапно встревожился он, как маленький мальчик.

Я оглянулась на брата через плечо. Коул пытался вести себя как крутой, будто наша ссора не значит ничего особенного, но я понимала, что он будет беспокоиться, как это отразится на его дружбе с Кэмом, и покачала головой:

— Все у нас будет хорошо. Не случилось ничего, что нельзя решить.

Облегчение засветилось в глазах братишки, когда он сочувственно улыбнулся мне.

«Сочувственная улыбка от Коула. Похоже, я и правда дерьмово выгляжу».

Я закрыла глаза. Боже, надеюсь, мы с Кэмом сможем все уладить. Я люблю его.

Испустив прочувствованный вздох, я открыла глаза и взвизгнула.

Паук.

На моей кружке.

— Коул! — заорала я, застыв на месте.

— Паук? — небрежно поинтересовался он, подходя.

Мой особый визг он знал отлично.

— Кружка.

Я не могла пошевелиться, пока Коул спокойно вытряхивал кружку за окно, выпуская паука на подоконник. Очень похоже на то, как поступил Кэм с огромным пауком, который обнаружился на его кухне. Меня накрыло волной тоски при воспоминании о том дне, и я постаралась подавить ее как можно быстрее.

Коул показал мне кружку, и я в ответ скорчила рожу:

— Выбрось ее.

Он закатил глаза:

— Просто вымой ее горячей водой.

— Если ты думаешь, что я смогу поднести эту кружку ко рту, не вспомнив о тонких мохнатых, бррр, — содрогнулась я, — ногах, ходивших по ней, то ты сумасшедший.

Еще разок закатив глаза, он выбросил кружку в мусорное ведро, и я обмякла от облегчения.

Черти бы взяли всех пауков этого мира. Они ставили серьезный барьер на моем пути к независимости. Когда Коул подошел и поцеловал мои волосы, прежде чем уйти в школу, я поняла, что теперь выгляжу не дерьмово, а просто жалко. И все же его любовь и сочувствие запустили по мне теплые мурашки, и на мгновение я позабыла все свои тревоги по поводу Кэма.

Я поспешила в душ и оделась удобно для осмотра квартир с дядей Миком. Проходя мимо маминой спальни, досадливо вздохнула. Мама не казала носа из комнаты уже несколько дней, и единственным признаком, по которому я могла определить, что она жива, был ее храп. Пока я стояла в нашей тихой квартире под маминой дверью, до меня дошло, что я уже неделю ни словом с ней не обменялась. Ни словом. «Может быть, это и хорошо», — подумала я с удивительной горечью. Наверное, я никогда бы не научилась лучше думать о себе, если бы продолжала подпускать маму достаточно близко: она бы отравила все мои попытки. И возможно, если бы я больше себя ценила, я бы не бесилась так из-за дружбы Кэма с Блэр.