Синтия Виктор - Единственная
27
Держа телефонную трубку на небольшом расстоянии от уха, Карлин старалась разобрать сообщение из отдела Управления государственной службы движения и одновременно считала остававшиеся без ответа звонки Бену, сейчас это был уже седьмой или восьмой. С минуты на минуту должен прибыть автобус ее матери, а это означало, что в течение нескольких следующих дней откровенный разговор с Беном будет невозможен. «Черт побери, — выругалась она про себя, зная, что не права, — как он смеет в наше время не иметь автоответчика».
Но по дороге от телефонной будки к платформе, куда должен прибыть автобус из Вестерфилда, она поняла, что на самом деле беспокоило ее не это. Пусть даже у него дома нет автоответчика, но как объяснить, почему он не отозвался после того, как она звонила к нему в офис сегодня с утра и дважды в течение вчерашнего дня. Он не расстается с пейджером ни днем, ни ночью, и его сотрудники наверняка передают ему все сообщения.
Сколько дней уже прошло после их безрадостного ужина? Два, а может быть, три? И от него ни единого слова. Значит, он сердит на нее. Ну, черт побери, ей тоже не очень-то приятно. Какого черта он вчера утром отправился на квартиру к Тони Келлнеру? И какого черта он не звонит ей?
Взглянув на свои часы, Карлин обнаружила, что автобус ее матери вот-вот прибудет. «Пора сделать счастливое лицо», — решила она, хотя чувствовала себя несколько обиженной и на мать тоже. Со времени ранения прошло уже много недель, а Лилиан только сейчас выбралась навестить дочь. Конечно, родители звонили ей каждое воскресенье, но во время пяти- или десятиминутного разговора Карлин неизменно слышала в отдалении голос отца: «Это большое расстояние, Лилиан, а время — деньги». Да, отец, очень жаль, что я не умерла во время перестрелки, ты не сможешь использовать эти деньги, потраченные за телефонные переговоры, на новый галстук или на какую-нибудь еще ерунду. А Лилиан, конечно же, не возражала ему, а просто торопливо продолжала разговор с дочерью, стараясь быть как можно любезнее и не дразнить гусей.
«Господи, как это по-детски, — пристыдила себя Карлин, — мне уже тридцать шесть, я взрослая, а все еще обижаюсь на своих отца и мать». Тряхнув головой, словно этим могла отделаться от докучливых мыслей, она подошла к дверям и вышла на платформу. Красный автобус с севера штата Нью-Йорк, вырулив из-за поворота, подъехал к остановке прямо перед ней. «Будь приветливой, — наставляла себя Карлин, — твоя мать удивительная женщина, и манеры твоего отца, как бы неприятны они ни были, не ее вина».
— О дорогая! — Лилиан первой из пассажиров вышла из автобуса и обняла Карлин. — Я так переживала за тебя. — Она отступила на шаг, чтобы рассмотреть дочь. — Ты действительно поправилась, дорогая?
— Да, мама, я чувствую себя великолепно. — Карлин в ответ обняла мать, не понимая, как могла на нее сердиться. — Знаешь, если в следующие несколько дней не будет слишком жарко, я смогу показать тебе весь Нью-Йорк, походить, побегать, покататься на роликах, представить любое доказательство моего полного выздоровления, какое ты потребуешь.
Неожиданно ей стало ужасно приятно от того, что здесь, рядом с ней, мать; какие бы козни ни строил Джей. Т., Лилиан всегда была на стороне Карлин. Радостно держась за руку матери, Карлин подошла к автобусу и взяла из рук водителя небольшую дорожную сумку с вещами Лилиан.
— Ну, мама, что бы ты хотела увидеть в Большом Яблоке[5]?
Лилиан загадочно улыбнулась.
— Понимаешь, у меня такое ощущение, будто последние пятнадцать лет я прожила в этом городе. Я всегда любила Нью-Йорк, по фильмам и книгам, я хочу сказать. У нас всего сорок восемь часов, но если ты говоришь, что на самом деле вполне хорошо себя чувствуешь, мне хотелось бы увидеть все до последнего дюйма — от Бауэри до Гарлема.
Карлин с удивлением взглянула на нее.
— Откуда ты знаешь обо всех этих местах?
— О, дорогая, я мечтала о поездке в Нью-Йорк еще в те времена, когда была подростком. И потом тоже. Но твой отец ни за что не хотел поехать, даже до аварии. По-моему, он больше любит небольшие местечки.
И всего час спустя, отвезя сумку Лилиан на квартиру Карлин, обе женщины шли по берегу лодочного бассейна в Сентрал-парке, и Карлин было приятно видеть, как ее мать с восхищением наблюдает за моторными лодками, проносящимися по спокойной глади воды. Маленькая девочка споткнулась и упала прямо перед ними, и Карлин с изумлением смотрела, как Лилиан подняла ребенка, успокоила и, передавая в руки отца, немедленно завела оживленный разговор с хорошо одетым мужчиной и его женой с ярким маникюром; в течение нескольких минут они углубились в сравнение взглядов на жизнь обитателей маленького и большого городов.
— А теперь мы с дочерью пойдем к Забару, — объявила Лилиан паре, беря Карлин под руку и направляясь в западную часть парка.
— Ради Бога, откуда ты слышала о Забаре? — спросила Карлин, когда они вышли из парка и оказались через дорогу от Музея естественной истории.
Вместо ответа Лилиан повернулась и указала в направлении центра города.
— Дакота вон там, в нескольких кварталах отсюда, верно?
— Да, мама, — ответила Карлин, улыбаясь неожиданным познаниям матери. — Ты знаешь это из историй убийства Джона Леннона, да?
— Ну да, наверное, и оттуда тоже, но на самом деле несколько лет назад я прочла «То и дело», и там упоминалось, что Дакота — это одно из первых зданий, построенных в этом районе.
Карлин громко рассмеялась, услышав такое объяснение. После того как они обошли Верхнюю Вест-Сайд, пройдя от продуктовых универсальных магазинов Забара и Фэрвей до Риверсайд-парка, где Лилиан захотелось осмотреть плавучий дом на 79-й улице, и пешком дошли до Могилы Гранта, Карлин была почти без сил, в то время как Лилиан все еще бурлила энергией и, когда они вернулись в квартиру Карлин на Вест-Энд авеню, занялась приготовлением чая и крошечных сандвичей с копченой лососиной, купленной у Забара.
Карлин отдыхала на диване, с нежностью глядя на мать, впервые в жизни пробовавшую пирог с кунжутом. Лилиан разрумянилась после долгой прогулки, ее седые волосы, обычно аккуратно приглаженные, слегка растрепались и немного закручивались от летней влаги. В первый раз Карлин смогла оценить, какой привлекательной, вероятно, была Лилиан в молодые годы; в Вестерфилде ничто даже не намекало на это. Неожиданно Карлин вспомнила время, когда ей самой было лет пять или шесть, а Лилиан была на несколько лет моложе, чем сейчас Карлин, но даже тогда мать выглядела намного старше своих лет. На ранних семейных фотографиях внимание привлекал Джей. Т., а Лилиан всегда выглядела блеклой и измотанной. Однако взгляните на нее сейчас! Откуда в ней эта живость, эта энергия?
