Ржавчина - Виктория Юрьевна Побединская
– Что тебе сказать, Август? Я математик, так что не особо сильна в чувствах, но, кажется, кто-то из классиков говорил: понять ценность чего-либо можно лишь потеряв. Думаю, с любовью работает так же.
Я поднимаю взгляд.
– В таком случая я в полной заднице, мисс.
И мы не сдерживаем смеха. На этот раз одновременно.
Пока мы пьем колу с печеньем из ближайшей закусочной, я рассказываю о появившейся возможности получить стипендию. И если не считать, что это единственный шанс к концу года не вылететь из университета, мое положение не так плохо. О том, как не могу удержаться, чтобы не язвить в адрес Эрика. Мисс О хмурится. О том, что признаю, что делаю это специально, и складка между ее бровей разглаживается. А на прощание, когда спускаюсь по лестнице вниз, она вдруг произносит:
– Нерафинированный разговор. Если бы мой сын был жив, я бы очень хотела, чтобы он был похож… – я смеюсь. Какая же она все-таки странная. Настоящая чудачка. И отвечаю:
– Спасибо.
***
В Ржавый город я возвращаюсь поздним вечером. Сворачиваю знакомой дорогой между домов, всегда делая этот крюк по одной лишь причине – пройти мимо баскетбольной площадки.
За столько лет я так привык в уме пересчитывать игроков, зная, что Довер только с Сетом играет, Сол мажет с правого фланга, поэтому всегда слева, и по положению его взгляда сразу ясно, на чьей он стороне. Два шага до белой линии, и я уже знаю, где должен быть. Где мое место. Но в этот раз, стоит подойти ближе, игра останавливается. Все замирают и переглядываются, словно невидимый арбитр поднял «Т»19. Я вижу, как попеременно взгляды спотыкаются на куртке с логотипом университета, на кроссовках, только с утра выданных тренером. Слишком чистых и дорогих для этого места. Никто не произносит ни слова. Но впервые я лишний.
Мы встречаемся на этой площадке много лет. В дождь и ветер, но чаще всего в жару, которая едва ли не плавит воздух. С тех пор, как я последний раз был здесь, прошло полгода. Слишком маленький срок, чтобы изменить жизнь. Слишком большой для слишком маленького города. Да я и сам знаю – незаменимых нет. Тишина этот факт только подтверждает.
– Ладно, удачи… – но договорить не получается. В мою сторону летит мяч.
– Чего встали, забыли как Рыжий выглядит? – командует Сет.
Я возвращаю пас и стягиваю куртку. Игра оживает.
Незаменимых нет. Но дружба есть. И не важно, сколько штатов, обид и фирменных кроссовок ее разделяет.
Глава 12. Анна
«Ты приедешь домой на Рождество?» Я долго смотрю на отправленный мною вопрос, на который Ив так ничего и не ответила. Она пишет о местах, которые они с Адамом собираются посетить на каникулах, но среди них больше нет ни одного города с восточного побережья. Только Европа. Наверное, Старый свет тоже в моде, поэтому я не спрашиваю. Но главное в словах расслышать успеваю. Она решила не возвращаться. И это больно.
Не то, что Ив движется дальше, а то, что пути наши расходятся в разные стороны, и, кажется, еще пара лет, и нити, связывающие нас, истончатся настолько, что однажды просто лопнут. И дружбы не станет.
«Хорошо повеселитесь на праздники, – отвечаю я. – Люблю тебя».
Я подхожу к окну, прижимаясь к нему лбом. Снег в этом году так и не выпал, но небо сегодня серое, низкое. Удивительно, но даже в этой цветовой гамме Чапел-Хилл кажется красивым.
«Будешь на праздники? – присылает сообщение Эрик. – Если хочешь, можем встретиться. Место то же».
Улыбнувшись, отвечаю ему: «С тебя глинтвейн, с меня бутерброды. Спишемся». – А мысли уже летят, зовя за собой в Янки-Кэндлс, горящий огнями, встречающий ароматом восковых свечей, тыквенного пирога и корицы. В маленькие лавочки, которые будут непременно украшены звездочками из фольги и рождественскими открытками.
«Заметано», – моментально прилетает ответ. Быть может, когда мы вырастаем, наши друзья просто сменяются другими?
– Тебе не кажется странным, что он никогда не называет меня отцом? – спрашивает за спиной Тобиас.
Сидя на полу, он разматывает толстые гитарные шнуры и протирает их от пыли. Не знаю, на чердаке ли все это добро хранилось или в родительском подвале, но после перенесенного отравления йодом в черном сердце моего брата внезапно снова воскресла любовь к музыке. После выходных он привез к нам две свои гитары, кучу пакетов со всяким барахлом и два усилителя, похожих на огромные мусорные баки. Я бросаю взгляд на играющего неподалеку Ноэля.
– Тобиас, ну, а как он вообще тебя должен называть, если этого слова в доме никто не произносит?
– Логично, – чешет затылок брат.
Мы сразу поняли, что Ноэль не из разговорчивых, но к двум годам даже он начал выдавать отдельные фразочки. Вот только они никогда не складывались ни во что похожее на слово «папа». Да и меня он чаще называл «на». Хотя, может, просто хотел, чтобы я сгоняла на кухню и принесла ему печенье в форме медведя.
– Джулс, где мои шлепанцы с единорогами? – кричит из коридора Эйприл.
Она со вчерашнего вечера собирается с классом в поход. Ее рюкзак уже готов и стоит в коридоре, подпирая дверь, словно каменная глыба. Зачем ей столько вещей, я даже не спрашиваю. Как и о том, чем руководствовалась Джули, отпуская ее. Мне кажется, я в свои пятнадцать не была такой самостоятельной. Эйприл же уже в мыслях далеко за пределами дома.
– Эй, вы не видели Джулс?
Она плюхается на диван, где Тобиас разложил свои музыкальные прибамбасы, от чего часть их них с грохотом валится на пол.
– Можно поаккуратнее? – цокнув языком, цедит он.
– О, прости, я просто жду сестру. Она обещала меня подбросить, – совершенно невинно улыбается Эйприл.
Я вспоминаю, с каким удовольствием она когда-то изводила Августа. Кажется, теперь настала очередь Тобиаса отдуваться.
– Хочешь, я тебя отвезу? Мне все равно нечем заняться, – неловко предлагаю я, сжимая пальцы.
Хотя мои навыки вождения оставляют желать лучшего, но в прошлый вторник я уже сама доехала до «Таргет» и даже не умерла от страха. Так что это можно считать пусть крошечной, но победой.
– О, это так мило!
Она подскакивает, запнувшись за шнур на полу и, чуть было его не оборвав, стискивает меня в объятьях.
– Валите в коридор, обе! – рявкает Тобиас.
– Идем, – тащит меня за руку Эйприл. От нее пахнет моим кремом для рук с экстрактом виноградных косточек, моим кокосовым шампунем за восемьдесят
