Зеленое солнце - Марина Светлая

— Тогда я пойду… — она растянула губы в деланной улыбке, — решать. Можно?

Стах с трудом оторвал от нее взгляд. Дошло. Отодвинулся и освободил ей дорогу.

— Хорошего дня, Милана, — пожелал он ей.

— И вам, — прошелестела она и проскочила мимо него — в дом, а потом в комнату, где можно было спрятаться, и где можно было подумать. По дороге быстро отыскала в телефоне контакт Назара, но сразу и одернула себя. Не говорят о таком по телефону. Да и Стах — не тот человек, которому она доверяет, он что угодно может наговорить, даже если в его словах и есть правда. И все же до самого вечера, пока торчала в поместье, и потом, пока ждала Назара в домике его бабушки, постоянно возвращалась к тому, что сказал Шамрай. Сама она знала слишком мало, и скорее могла лишь предполагать. А это было неправильно по отношению к Назару, все равно что гадать на кофейной гуще.

Милана задумчиво рассматривала коричневую жидкость, остывающую в чашке, которую она держала в руках, когда скрипнула калитка. Она подняла голову, облегченно выдохнула, отставила в сторону недопитый кофе и спешно пошла по дорожке навстречу Назару. Он мчал к ней, уставший, но, кажется, даже не замечающий своей усталости, а когда они наконец встретились на середине пути, потянулся за поцелуем.

Потом она кормила его ужином, поила чаем, слушала его рассказы, говорила сама. А в сумерках они ушли на речку, что стало уже привычкой — заканчивать вечер у воды. Когда можно было молча сидеть, прижавшись друг к другу и слушая звуки начинавшейся ночи.

Они расположились на пирсе, свесив ноги с бревенчатого настила. Натянув на мокрое тело футболку Назара, Милана удобно устроилась в его руках. Где-то вдалеке резко крикнула ночная птица. Милана повернула к нему голову и негромко проговорила:

— Мне сегодня Стах рассказал, что когда-то вытащил тебя из тюрьмы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Назар быстро глянул на нее, всего на секунду, но она почувствовала, как руки его напряглись, и как напряглось все тело, до этого спокойное и расслабленное.

— В смысле — рассказал? — с трудом проронил он.

— Сказал, что ты отца избил. Сильно.

От этого ее уточнения он побледнел. Обычно, когда смущался, то пятнами шел, а тут — побледнел. Не смутился, нет. Медленно разжал руки, выпуская ее из объятия, и ответил:

— Было дело.

— Расскажешь? — попросила она, не отстраняясь.

— Да что тут рассказывать… правда было. Долбанул так, что в башке что-то повредил, и он в кому впал. Еле откачали.

Она вглядывалась в его лицо, словно пыталась разглядеть то, что случилось много лет назад.

— Ты никогда не говорил об отце, — сказала Милана и снова устроилась у него под рукой, возвращая себе его объятие. — Где он сейчас?

В ответ он прижал ее к себе так крепко, что нечем стало дышать — и вспомнилось, что в руках его дурная сила. А потом так же быстро отпустил, но на этот раз не отстранялся. Только напряжен был еще больше. Сталь под кожей.

— Не знаю я, где он сейчас. И знать не хочу. А если б и хотел — сейчас-то чего? После того, как я его чуть не прибил? Он же… он же маме всю жизнь испортил. Она бы совсем иначе жила, если бы не он… она его любила, молодая была, мечтала о чем-то, а он женатый оказался, ну и в кусты… Преподавал у нее что-то там, а после того она универ бросила, домой вернулась и меня в подоле притащила. Если б хоть не забеременела, а так еще и я прицепом. Ей стыдно было, да и не до учебы с дитём, а как дед Ян умер — так вообще… Это я ее всю жизнь в деревне этой продержал. Цветок жизни, блин. Она его винила, а на самом деле… могла же и аборт сделать, а пожалела, получается.

— И где среди этого твой отец? Откуда он взялся? Ты его искал, что ли? — засыпала она его вопросами, мало что понимая из сказанного. Все это казалось ей каким-то ненастоящим, будто история из телевизора.

— Сам нашелся. Приперся на мой день рождения, когда мне шестнадцать исполнилось. Какие-то предъявы матери кидал, типа от меня не отказывался и вообще хочет с нами семью. Я тогда так нихрена и не понял. Мать его послала, а он потом через время снова приперся, бухой, ну я и…

Назар осекся и замолчал.

— Ну да, кулаками махать ты мастер..

— Да не дрался я! — запальчиво ответил он и заткнул самого себя, не позволив больше горячиться. Мотнул головой и тихо, хмуро продолжил: — Не рассчитал просто. Мать его выпихивает, он не выпихивается, я его за шкирку взял и на крыльцо… Я в шестнадцать уже приседал со штангой в пятьдесят килограммов на спине, откуда ж я знал, что он так полетит, блин. Силой я точно не в батю… а его вырубило там же, кровища…

Милана резко повернулась так, чтобы видеть его лицо, обхватила его ладонями. Оно было холодным, по-прежнему бледным, почти безжизненным.

— Прости, — зашептала она, — прости меня. Не надо было спрашивать.

Он будто не услышал того, что она сказала. Смотрел не на нее, а сквозь — на реку. И все еще говорил, не останавливался:

— Его увезли в больницу, а меня в участок. Не помню уже, сколько я там просидел, пока не приехал дядя Стах. Он вытащил. И отца отправил в столицу, в нейрохирургию… я знаю только, что он поправился и что с ним все хорошо. Я не спрашивал, боялся страшно, вдруг его калекой сделал, а меня отмазали. Потом как-то случайно застал разговор… Стах матери говорил. Я ему на всю жизнь обязан.

— Странно, что тебе не сказали… — пробормотала Милана.

— У Стаха семья погибла, ему было не до нас, а с мамой… мама и раньше беспомощная была, а тогда совсем в