Испорченный Найт-Крик - Кей Си Кин

Я больше не могу сидеть здесь и переваривать его слова, мне просто нужно выбраться из этой чертовой машины и найти свою маму.

Вырывая свою руку из его, я нащупываю ручку, распахиваю дверь, прежде чем выйти. Я даже не потрудилась закрыть ее за собой, слепо бросаясь ко входу.

Как раз в тот момент, когда я собираюсь ударить кулаком в деревянную дверь, она распахивается, и моя мама стоит передо мной с усталой улыбкой на губах, обнимая меня.

Моя мама обнимает меня.

Моя мама, блядь, обнимает меня.

Обхватив ее руками за талию, я крепко прижимаю к себе, чувствуя, как сотрясаются ее плечи, когда она всхлипывает. Ее объятия кажутся такими знакомыми. Если я закрываю глаза, мне почти кажется, что мы вернулись в Уайт-Ривер до того, как все изменилось. Я слишком ошеломлена, чтобы плакать, смеяться, улыбаться или злиться прямо сейчас, когда она отступает назад и затаскивает меня внутрь, закрывая и запирая за мной входную дверь.

Я делаю глубокий вдох, все еще пребывая в полной растерянности относительно того, что на самом деле происходит прямо сейчас, пока моя мама нервно потирает руки. Ее светлые волосы убраны с лица, одежда свободно болтается на теле, и она не пользуется косметикой. Это точно моя мама?

— Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? — спрашивает она, и я смотрю на свои руки, чтобы показать ей свой чай со льдом, но у меня ничего нет. Должно быть, я оставила его в машине.

Я киваю, и она уходит вглубь маленького домика, направляясь прямо на кухню, пока я осматриваюсь. Внутри он не современный или что-то в этом роде, но, по крайней мере, в нем есть все необходимое. Коричневый диван стоит в центре комнаты, небольшой телевизор с плоским экраном установлен в углу, а свернутый коврик для йоги прислонен к сосновому журнальному столику.

Опускаясь на диван, я обхватываю голову руками, пытаясь осознать, где я, черт возьми, нахожусь и как все это возможно. Я не могу здесь поддаваться эмоциям. Я не могу. У меня было так много вопросов, которые я была готова задать, когда она позвонила бы в следующий раз, но мой мозг пытается вспомнить их все теперь, когда она действительно передо мной.

Я не слышу, как мама возвращается в гостиную, пока она не ставит мне бутылку воды на кофейный столик, и я поднимаю глаза, чтобы обнаружить, что она неловко нависает надо мной. Я думаю, после первоначального шока от встречи друг с другом она вспомнила общую картину, как и я.

— Это правда, что ты здесь у отца Ксавье? — Спрашиваю я, и она на мгновение хмурится, прежде чем кивнуть.

— Я здесь с Резом, да, но это самое безопасное место для меня прямо сейчас, — отвечает она, и я киваю, ненавидя то, что она пытается успокоить меня своими словами и уклоняется от прямого ответа. — С тобой все в порядке?

— Я в порядке, — пренебрежительно отвечаю я, когда она садится рядом со мной, проводит руками по джинсам и пристально смотрит на меня. Я не утруждаю себя тем, чтобы задавать ей тот же вопрос, я ясно вижу, что с ней все в порядке, и она, очевидно, не в такой большой опасности, как я думала. Но мне придется поверить ей на слово.

— Итак, — бормочет она, откашливаясь, и я качаю головой от того, что она даже не может казаться достаточно взрослой, чтобы вести тяжелый разговор, который нам нужен.

— Так ты не моя мама, — заявляю я, переходя прямо к делу, и ее глаза удивленно расширяются, как будто она забыла, кто я и как себя веду.

— Это верно, — шепчет она со слезами на глазах, и я почти жалею, что Ксавье привел меня сюда, чтобы разобраться с ее обычной рутиной жертвы. Это все, что она дала мне с тех пор, как я была вынуждена отправиться в Найт-Крик, но она быстро прогоняет печаль и сосредотачивается на мне.

— Что ты при этом чувствуешь?

Что я при этом чувствую? Я, блядь, не знаю. У меня не было времени осмыслить ни одну из тех бомб, которые обрушились на меня с той минуты, как я покинула Уайт-Ривер.

— Я, честно говоря, не знаю. На меня обрушилось так много информации, фактов и лжи, что я почти оцепенела от всего этого, — признаюсь я.

Она кивает, как будто понимает, но так ли это на самом деле? Я видела фотографию. Я знаю, что она была там, когда я родилась, но какую роль она сыграла? На самом деле все это не имеет смысла.

— Почему меня разлучили с Арчи? — Спрашиваю я, пытаясь расслабиться на диване, но мое тело остается напряженным.

Она качает головой и наклоняет ее влево, ее глаза скользят в том же направлении, и я следую за ее взглядом к маленькой черной камере в углу.

К черту этих любопытных ублюдков.

— Везде, куда бы я ни пошла, меня преследует блять "Старший Брат", — рычу я. — Кто, черт возьми, смотрит, и почему они не должны слышат, как ты рассказываешь мне, почему меня разлучили с моим братом-близнецом? Почему удовлетворение этих больных ублюдков важнее, чем рассказать мне, твоей так называемой дочери, почему ее прошлое оказалось таким дерьмовым?

Я встаю, в отчаянии расхаживая по небольшому пространству, мое сердце бешено колотится в груди, а гнев бежит по венам, пока я пытаюсь сохранять спокойствие.

— Мы не можем раскачивать лодку, Иден, — бормочет моя мама, беспомощно глядя на меня, и я останавливаюсь на полушаге, оборачиваясь, чтобы свирепо посмотреть на нее.

— Почему все, блядь, продолжают это повторять? — Я огрызаюсь, вспоминая, как Ксавье говорил это ранее. Выглядывая в окно сквозь слегка опущенные жалюзи, я вижу черную машину, взятую напрокат, точно там, где она была, когда я ее оставила, но могу только предположить, что он все еще сидит там. Терпеливо жду.

— Мне жаль, Иден. Мы вообще ничего этого не хотели. Но все вышло из под контроля, и мы сделали то, что считали правильным, чтобы обеспечить безопасность всех.

— Но сейчас любой, кто еще жив, не в безопасности, так что сейчас это кажется чертовски бессмысленным. Как будто вся серьезность ситуации в настоящее время ложится на мои плечи, а не на твои, как это должно было быть изначально, — говорю я ей, и она откидывает голову назад со вздохом на губах. Она даже не спорит со мной,