Посмотри в мои глаза - Настя Орлова
– Это тебе, – произношу мягко и протягиваю дары ребенку.
Розовые губки Анюты расплываются в улыбке, и она тут же выхватывает у меня сначала корону, которую сразу пытается водрузить на голову, а потом планшет.
– Ну, вот и познакомились. Она сейчас совсем освоится и запрыгнет к тебе на руки, как к Кириллу, – усмехается Катя, а потом уже серьезнее добавляет: – Не верится, что ты здесь.
– Мне самой не верится, – произношу шепотом, с немым восхищением глядя на подругу и ее дочь.
Ужин проходит в непринужденной обстановке. Если я думала, что в процессе беседы может возникнуть какой-то дискомфорт, происходящее за столом полностью опровергает мои тревоги. Кирилл, Паша и Катя много шутят, вспоминают общих друзей, почти не говорят о работе, мастерски вовлекают в разговор меня, так что я позволяю себе расслабиться – смеюсь шуткам и даже рассказываю что-то о себе. Чувствую себя так… как дома. Будто я очень долго отсутствовала, но, несмотря ни на что, нашла путь обратно.
– Анюту пора спать укладывать, – говорит Катя, когда часы показывают без десяти девять. – Лера, поможешь мне ее искупать?
В ванной, пока малышка резвится в воде, подруга впервые за вечер затрагивает болезненную тему:
– Ну, как у вас с Киром?
– Сложно, Кать, – отвечаю честно, сразу изменившись в лице. – Мы до сегодняшнего дня не общались двое суток.
– Ну, просто и быть не могло, учитывая ваше прошлое, – вижу, что она пытается приободрить меня. – Вам удалось откровенно поговорить обо всем?
Отрицательно мотаю головой, прячась от проницательного взгляда подруги за завесой собственных волос.
– Был шанс, но я его опять упустила, – тяжело вздыхаю и, запустив ладонь в воду, подаю Анюте желтого утенка. – Кирилл разозлился и два дня меня игнорировал.
– Все у вас не как у людей. Кирилл вспыльчивый, но быстро отходит. Сейчас он уже явно не злится – видела я, как он на тебя смотрит.
– И как же?
– А то ты не знаешь, – отмахивается Катя. – Без ума он от тебя. Таким голодным и тоскливым взглядом каждое твое слово и движение ловит. Не знаю, как вы оба не смогли раньше в своих отношениях разобраться. Ничего же не изменилось.
Я вдруг вспоминаю ту самую первую встречу с Кириллом после пятилетнего перерыва – как я боялась его, думала, что встречу совсем другого человека, что время и деньги изгнали из него мальчишку, в которого я без памяти влюбилась еще в школе. Как же я ошибалась. Несмотря на внешний фасад отстраненного и холодного дельца, он во многом остался тем же добрым, отзывчивым и заботливым парнем. Стоит лишь вспомнить его помощь дяде и друзьям, теплоту в отношении Анюты… Он ведь даже обо мне заботится, не демонстративно, конечно, но, если подумать о том, как он вел себя все это время, что говорил, вспомнить его поступки, становится понятно, что в его сердце нет ни холода, ни ненависти. В нем говорит обида, а для нее у него есть все основания.
– О чем думаешь? – спрашивает Катя тихо.
– Я его люблю, – выпаливаю неожиданно для самой себя и судорожно вздыхаю: – Так люблю, Катя. Что я буду делать, если он меня не простит?
Глава 35
– Сначала на Софийскую, – небрежно бросает Кирилл водителю, едва мы усаживаемся в машину и она плавно трогается с места.
Мое сердце разочарованно ухает вниз, а потом начинает быстро-быстро биться где-то в районе желудка. Весь вечер, проведенный в гостях у Кати и Паши, я полагала, что, оставшись наедине, мы с Гордеевым сможем поговорить, и сейчас одна его фраза перечеркивает все мои надежды. «Сначала на Софийскую» может означать лишь одно – Кирилл хочет отвезти меня в квартиру, а потом уехать к себе. Оставаться со мной, чтобы поговорить, он не собирается.
Кураж и адреналин, бурлившие во мне после разговора с Катей, стремительно испаряются. Их заменяют тревога, неуверенность и страх, что сейчас, когда я готова ему открыться, ничего уже нельзя исправить.
– Я думала, мы поговорим, – говорю тихо, с болезненной обреченностью разглядывая его чеканный профиль.
– Завтра с утра мне надо ехать в Калугу, – отвечает он нехотя.
Нет, напрямую он мне не отказывает, но подтекст его слов вполне очевиден.
– Ты можешь остаться у меня… Я имею в виду… в этой квартире, в твоей. В той, в которой я живу сейчас, – окончательно смутившись, бормочу сбивчиво. – Необязательно ехать к себе.
Кирилл разворачивается и впивается в меня взглядом. В темноте салона я отчетливо вижу, как блестят его глаза.
– Ну и ну, – тянет задумчиво, заставляя меня напряженно гадать, что он имеет в виду под этой расплывчатой фразой.
Оставшийся отрезок пути до квартиры мы проводим в молчании. Если бы мы были одни, я бы не стала ждать – начала говорить прямо в машине, но присутствие Владимира за рулем не располагает к откровениям. Особенно к таким, к которым готовлю себя я.
Когда автомобиль тормозит возле подъезда, Кирилл, бросив водителю, чтобы тот дождался его, открывает дверцу. Выходит сам, помогает выбраться мне.
Жадно хватаю ртом прохладный воздух, стискиваю пальцы в кулаки. Хочется кричать от бессилия, но я стараюсь держаться, хотя внутри все рассыпается на части. Теперь уже не остается никаких сомнений – Кирилл со мной не останется. Он в достаточной степени джентльмен, чтобы проводить меня до квартиры и убедиться, что я в безопасности. И именно это он и собирается сделать сейчас. Заставлять водителя ждать его просто так он бы не стал.
Словно назло, воруя и без того ограниченное время между мной и Кириллом, в лифт заходит пожилой мужчина. Он едет до нашего этажа и остается, когда мы выходим на лестничную клетку.
Молчание. Молчание. Каждый вдох на грани истерики. Каждый шаг, приближающий расставание, будто с гирями на ногах. Я хочу остановиться, замереть, растянуть время, пока Кирилл подходит к двери, открывает ключом замок, распахивает дверь. Между нами дистанция. Пропасть все шире и шире. И я вдруг ясно представляю, что эти пятьдесят сантиметров так и останутся между нами. Навсегда. И ничто уже не сможет это исправить.
Наверное, это во мне говорит отчаяние, но я вдруг импульсивно сокращаю расстояние между нами, утыкаюсь носом в тонко пахнущую парфюмом рубашку и обхватываю Кирилла за талию.
– Не уходи, – прошу, нет, умоляю я.
Он цепенеет. Чувствую, как сбивается его дыхание, каким жестким и напряженным становится тело. Как бурно вздымается и опускается грудь, пока внутри гулкими ударами бьется его
