Сьюзен Элизабет Филлипс - Что я сделал ради любви
— Тебе не обязательно быть таким вежливым. Этоменя нервирует. Давай выкладывай все, что у тебя на уме: что я дерьмовая, неблагодарная дочь. Что я ни черта не понимаю в бизнесе. Что я…
— Ты не дерьмовая и не неблагодарная дочь, и больше мне нечего сказать. Я просто подумал, что мы могли бы куда-нибудь пойти. Ничего, в другой раз. У меня все равно дела.
Он вышел на крыльцо.
Джорджи, удивленно покачав головой, последовала за ним.
Ей всегда нравилось большое крытое крыльцо дома Брэма, с полом из бело-голубых изразцов и аркадой из скрученных лепных колонн. Пурпурная бугенвиллея образовала тенистую ширму на одном конце, а Чаз недавно добавила еще несколько терракотовых горшков, резную мексиканскую скамью и такой же деревянный стул.
— Пап, подожди!
Сама не зная почему, Джорджи сунула руку в сумку.
Вопросительное выражение его лица сменилось подозрительным, особенно когда она вытащила камеру и отложила сумку.
— Я видела сон… нет, не совсем сон, скорее воспоминание.
Камера была ее щитом. Ее защитой. Джорджи подняла ее к глазам и включила.
— Воспоминание о том, как вы с мамой танцевали и поддразнивали друг друга. Ты перепрыгнул через стул. Мы все смеялись и были… счастливы. — Она подошла ближе. — Иногда меня одолевают подобные воспоминания… Я это все придумала, верно?
— Выключи камеру.
Джорджи ударилась об острый угол скамьи, поморщилась, но снимать не перестала.
— Я все придумала, чтобы скрыть от себя правду, которую не хочу слышать.
— Джорджи, не нужно…
— Я умею считать.
Она обошла скамью и направила на отца объектив.
— Я знаю, ты женился на ней только потому, что она ждала ребенка. И ненавидел каждую минуту этого брака.
— Ты слишком драматизируешь.
— Скажи правду. — Она уже была мокрой от пота. — Только один раз, и я больше никогда об этом не заговорю. Я не собираюсь тебя винить. Ты мог бы бросить ее беременной, но не бросил. Ты мог бы уйти и от меня, однако не ушел.
Пол вздохнул и снова поднялся на крыльцо, словно ему предстояла утомительная встреча, которой невозможно избежать.
— Все было совсем не так.
Джорджи обошла его и встала между ним и крыльцом, не давая пройти.
— Я видела ее снимки. Она была очень хорошенькой. И по-моему, любила повеселиться.
— Джорджи! Немедленно убери камеру. Я уже говорил, что мать любила тебя. Чего еще тебе…
— Ты также твердил, что она была легкомысленной, но, очевидно, пытался выразиться дипломатично. — Ее голос дрогнул. — Мне плевать, если она была всего лишь проституткой! И если я всего лишь результат одноразового секса! Я хочу…
— Довольно! — Он ткнул пальцем в камеру. На виске пульсировала вена. — Немедленно выключи камеру!
— Она была моей матерью. Я должна знать! Даже если она была еще одной бимбо, по крайней мере ты мог бы сказать мне!
— Она была не такой! И больше никогда не говори ничего подобного!
Пол выхватил камеру из рук Джорджии и швырнул на изразцы. Объектив со звоном разлетелся по полу.
— Ты ничего не понимаешь!
— Тогда скажи!
— Она была любовью всей моей жизни!
Его слова повисли в воздухе.
Ее била дрожь.
Их взгляды скрестились.
Мучительная гримаса исказила его лицо.
Джорджи пошатнулась и едва не упала.
— Я тебе не верю.
Отец снял очки и тяжело сел на резную скамью.
— Твоя мать была… ослепительна, — хрипло выдавил он. — Очаровательна… Смех был так же естествен для нее, как дыхание. Она была умна, куда умнее меня, и очень остроумна. И безмерно добра. Не умела видеть зло в людях. — Он положил очки рядом с собой. Рука его дрожала. — Ее не сбивала машина, Джорджи. Мама увидела, как беременную женщину избивает ее парень, и бросилась на помощь. Он выстрелил твоей матери в голову.
— Нет! — ахнула Джорджи.
Пол оперся локтями о колени и низко опустил голову.
— Боль, которую я испытал, узнав о ее смерти, была почти невыносимой. Ты не понимала, что она ушла навсегда, и все время плакала. Я не мог тебя утешить. У меня едва хватало сил накормить тебя. Она так сильно любила нас и очень расстроилась бы, узнав, как я слаб. — Он потер лицо ладонями. — Я перестал ходить на пробы. Не мог снова пережить эту боль. И пообещал себе, что никогда не буду любить другого человека так сильно, как любил ее.
У Джорджи мучительно сжалось сердце. Легкие не пропускали воздух. Она задыхалась.
— И ты сдержал обещание, — прошептала она.
Он поднял на нее глаза, полные слез.
— Нет. Не сдержал, и смотри, куда это нас привело.
До Джорджи не сразу дошел истинный смысл его слов.
— Так это я? Ты так сильно любишь меня?!
— Ты удивлена? — горько усмехнулся Пол.
— Я… в это трудно поверить.
Он ногой отбросил разбитую камеру.
— Полагаю, я тогда действительно хороший актер.
— Но… почему? Почему ты был так холоден, так…
— Потому что нужно было держаться, — свирепо прошептал он. — Ради нас. Я не мог позволить себе расклеиться.
— Все эти годы? Но она так давно умерла.
— Отчужденность вошла в привычку. Стала безопасным местом, где можно спокойно существовать.
Впервые на ее памяти он выглядел старше своих лет.
— Иногда ты так похожа на нее. Твой смех. Твоя доброта. Но ты более практична, чем она, и не так наивна.
— В этом я больше похожу на тебя.
— Ты такая, какая есть, и именно за это я тебя люблю. Всегда любил.
— Но я никогда не чувствовала себя… слишком любимой.
— Знаю, и я не… не мог понять, как это изменить, поэтому делал все, чтобы твоя карьера была успешной. Но постоянно сознавал, что этого недостаточно. Совсем недостаточно.
Жалость росла в ее душе вместе с грустью. Как же много он ей недодал! Несомненно, ее мать, женщина, которую описывал Пол, совсем не хотела видеть его таким.
Он снял очки. Потер переносицу.
— Когда я видел, что творилось с тобой после ухода Ланса и как ты страдала, я был готов его убить. Но сам не сумел тебя утешить. Наверное, из-за этого ты вышла за Брэма. Я не могу забыть прошлое, но если ты любишь его, попытаюсь…
Джорджи едва не запротестовала, однако вовремя прикусила язык.
— Пап, я понимаю, что обидела тебя, сказав, что сама займусь своей карьерой. Но я хотела, чтобы ты просто… был моим отцом.
— Ты ясно дала это понять. — Сейчас он выглядел скорее встревоженным, чем оскорбленным. — Но у меня в связи с этим возникла проблема. Слишком хорошо я знаю этот город. Может, я эгоист или зря беспокоюсь, однако не верю, что кто-то еще поставит твои интересы выше своих.
В отличие от него. Он всегда прежде всего заботился о ней, даже если результаты оказывались не совсем удовлетворительными.
