Мое темное желание (ЛП) - Хантингтон Паркер С.
Когда я остановился, чтобы подкрепиться, я заметил маму у края корта. На ней был деловой костюм, подтверждающий мои подозрения, что мы столкнулись не случайно.
— Закари. — Она сжала мои щеки, зажав в руке свой Hermès. — Мой единственный и неповторимый сын.
Я вырвал свое лицо из ее лап.
— Мам.
О, Констанс.
Никогда не понимала намеков, даже если они были толще ствола дерева.
Всю последнюю неделю я почти не появлялся в поместье, предпочитая вместо этого увозить Фэрроу в "Grand Regent" и места, напоминающие ей Корею.
— Тебя сложнее найти, чем матовую Birkin из кожи аллигатора. — Она вытерла мой пот и достала из сумки крем для загара XL. — Где ты был?
Внутри капающей киски Фэрроу Баллантайн.
— В аду и обратно. — Я перекинул теннисную ракетку через плечо, вытирая пот со лба. — А что? Что тебе нужно?
Я был не в настроении обсуждать ее желания и потребности.
На самом деле, все, чего я хотел, — это вернуться домой и зарыться в Фэрроу.
Неудивительно, что система требовала воздержания. Один вкус, и я больше ни о чем не мог думать.
Мама хмыкнула.
— Это не способ разговаривать с матерью.
— Но так можно разговаривать с женщиной, которая заставляет меня жениться на ком-то против моей воли.
Мы оба застыли посреди парковки. Она — ошеломленная. Я — с облегчением.
Впервые я прямо сказал ей, что не хочу жениться на Эйлин. Вообще не хотел жениться.
Открыв правду, я не смог подавить желание оттолкнуть ее.
— О чем ты говоришь? Она идеально тебе подходит. — Мама начала перечислять пальцами все достижения Эйлин. — Красивая. Добрая. Умная. Врач. Ко всему прочему, она из прекрасной семьи. Янги заботливы, благотворительны и неприлично богаты…
— Мне все равно. — Я хлопнул ракеткой по бетонной дорожке. — Я неприлично богат, и знаешь что? Мой толстый банковский счет и еще более толстый портфель не сделали меня счастливым. Отнюдь. Я потратил свою жизнь впустую, пытаясь достичь большего, заработать больше, владеть большим. Я гоняюсь за безопасными острыми ощущениями, чтобы заполнить пустоту внутри себя. Мне не нужен еще один приз, чтобы показать миру, что я добился своего.
Все тело мамы дрожало в этом костюме без складок.
— Что ты хочешь сказать?
Я знал, что ступил в мутную воду. И все же я сделал прыжок, готовый утонуть. Сейчас или никогда. Вечность — долгий срок, чтобы провести его с нелюбимым человеком.
— Я не хочу жениться на Эйлин.
— Закари. Ты не можешь так говорить. — Мама сжимала ожерелье Buccellati, которое папа подарил ей в брачную ночь. — Мы уже объявили об этом. Была вечеринка по случаю помолвки.
— Люди постоянно отменяют помолвки. Оливер и Ромео заключили пари на то, сколько продлится моя.
— А как же бедная Эйлин? Ты дал ей обещание. Она станет посмешищем. Никто не будет воспринимать ее всерьез. Да и тебя, если уж на то пошло.
Это задело за живое.
Она не ошибалась. И Эйлин, и я получим огромный удар по репутации, если сорвем эту помолвку.
Меня это мало волновало. Единственный человек, чье мнение имело для меня значение, никогда не поддавался давлению общества.
Но это было бы несправедливо по отношению к Эйлин. Не после того, как я принял на себя обязательства по нашему соглашению.
И все же, что может быть больнее? Вступление в брак, где никто из нас не сможет терпеть друг друга, или временный удар по самолюбию?
— Долгое время я позволял тебе и Селесте Айи управлять моей личной жизнью по доверенности — просто потому, что никогда не заботился о том, чтобы ее развивать. Теперь я знаю, что лучше не позволять этому снежному кому превратиться в ситуацию, которая будет катастрофической как для меня, так и для Эйлин. Я поговорю с ней и сообщу ей о своем решении.
— Ш-ш-ш. — Мама оглянулась на членов клуба, разъезжающих по территории на своих мягких тележках для гольфа. — Они нас услышат.
Она взяла меня за руку и повела в заднюю часть частного домика. Ее прикосновение пронзило мою кожу, но не вызвало желания извергнуть рвоту.
Смех щекотал мне горло. Если бы я не был так взбешен, я бы ликовал. Фэрроу исправляла меня. Одним прикосновением за раз она делала прикосновения других людей менее отвратительными.
Мама прижала меня к стене, раскрыв свою Birkin. Она выхватила ингалятор, зажала его между губами и сделала три глотка.
Я нахмурился.
— Что ты делаешь?
— У меня… — Ее нижняя губа скривилась в отвращении. — …тревожность. Доктор Шаи также дал мне таблетки, которые я, конечно, не буду принимать. — Она засунула ингалятор обратно в сумку и покачала головой. — О, все в порядке. Не смотри на меня так, Закари. Мы оба знаем, что моя жизнь ничего не стоит с тех пор, как умер твой отец.
Дешевая психологическая война, но она сработала как шарм. Чувство вины закралось в мое нутро и хлынуло, как лава.
Но мама говорила серьезно.
Я знал это.
У нее была одна цель в жизни. Я.
Всякий раз, когда я забывал об этом, мне требовалось всего две секунды, чтобы вспомнить слова, которые однажды произнесла Айи и которые вывели маму из состояния зомби.
А что, если твой сын тоже умрет? Ты позволишь этому случиться, пока будешь погрязать в горе? Я не могу защитить Зака в одиночку.
— Ты думаешь, я не знаю, что ты не любишь Эйлин? — Мамины глаза наполнились слезами. Она достала из сумки носовой платок и насухо вытерла глаза. — Я знаю это, сынок. Поверь мне.
Заставив себя выдержать прикосновение, я подвел ее к ближайшей скамейке, взяв за локоть. Ее плечи так сильно тряслись, что она даже не заметила, что я прикоснулся к ней впервые за двадцать с лишним лет.
Мне было интересно, что она видит, когда смотрит на меня. Такого умного. Такого холодного. Неспособного заполнить трещины в ее душе.
Я даже не смог сказать ей последние слова, которые произнес ее муж.
В конце концов, из всех фактов, которые я знал, больше всего значило то, чего я не знал.
Мама захрипела, сжимая мое сердце.
— Но мы с папой всегда хотели, чтобы ты испытал те вещи, которые делали нашу жизнь достойной. Красивый дом. Дети. Кто-то, к кому можно вернуться домой. Пустота, которую ты ощущаешь? Семья наполнит ее такой радостью. Как, по-твоему, я выжила после смерти твоего отца?
Мама моргнула, ее глаза покраснели.
— Ты и твоя тетя — мои спасательные круги. В некоторые дни только благодаря вам я могу вставать по утрам. Я хочу, чтобы у тебя был кто-то ответственный. Кто-то надежный. Кто-то безопасный.
Она вздохнула, поглаживая носовой платок.
— Эйлин способна выдержать любую бурю, которую жизнь подкинет тебе. Она стойкая и внимательная. Она никогда не пойдет против своей морали. Никогда не обманет и не украдет. Я выбрала ее для тебя. Она похожа на тебя во всех отношениях.
Мама была права.
Но правда заключалась в том, что Эйлин была не той, кого я хотел.
— И эта девушка… Фэрроу. — Мамин рот искривился. — Та, которую ты привел жить к себе… — Она подняла палец, упреждая меня. — Я отказываюсь притворяться, что она твоя домработница. Мы оба знаем, что она собой представляет.
Я провел большим пальцем по напряженной челюсти.
— Она не в тему.
— Но это не так. — Мама похлопала себя по носу носовым платком. — Я знаю, что она твоя любовница. Все в порядке. Нет ничего плохого в том, чтобы удовлетворять свои желания. У всех нас есть потребности.
Если бы я мог смять себя до беспамятства, я бы так и сделал.
Она продолжила:
— Но она не подходит на роль жены. Ты тоже это знаешь. Ты видел новости. Она изменяла ради финансовой выгоды. Откуда ты знаешь, что она с тобой не ради денег и власти?
Я ничего не ответил, в основном потому, что Фэрроу согласилась на нашу договоренность о судебных издержках (деньги) и мести (власть).
Мама покачала головой.
— Ты для нее трофей. Если бы ты был беден, вы бы встретились? Начали бы вы отношения вместе?
Я молчал, зная, что это правда. Не потому, что считал Фэрроу золотоискательницей — если уж на то пошло, она относилась к людям с деньгами еще хуже, — а потому, что понимал, при каких обстоятельствах мы познакомились.
