Невинная для грешника - Лина Манило
Она с удивлением и детским восторгом в глазах рассматривает шары, а я подхватываю её сумку. В ней пижама, какие-то мелочи, контейнеры из-под фруктов, прочая ерунда, которой так любят обрастать длительные пациенты. Вроде книжек и журналов со сплетнями.
– Мама, поехали, – прошу, а то она так до утра будет восхищаться и причитать, что всё-таки не стоило тратить деньги на неё.
– Нам, наверное, на такси лучше, да? – мама подхватывает меня под руку, за спиной шары заполняют собой узкий коридор, а я улыбаюсь.
– Нет, так доберёмся.
– На автобусе? – хмурится и кивает деловито. – А вообще ты права. До свиданья. Ага, выписывают уже. Спасибо, постараюсь. Да, дочь подарила. Правда, чудесные?
Мама светится от счастья и каждому встречному в больничных коридорах дарит кусочек своего тепла. Ей отвечают взаимность, желают много хорошего, а одна женщина в белом халате – ни разу её раньше не видела – дарит маме огромную коробку конфет, которую я впихиваю в сумку.
– Всё-таки какие чудесные люди тут работают, – мечтательно заявляет мама. – Настоящие профессионалы, а какие душевные! Но всё-таки лучше я со стороны буду ими восхищаться, за забором. Очень уж устала быть овощем.
Больничный двор нас встречает оглушительным пением птиц, шелестом ветра в кронах деревьев и просто убойным ароматом летних цветов.
– Господи, думала, никогда уже белого света не увижу, – счастливо жмурится мама и, задрав голову, смотрит на облака. – Марта, глянь, облако на феникса похоже! Отличный знак!
– Замечательный, – улыбаюсь, а сама двор больницы напряженным взглядом простреливаю.
Боюсь ли я, что Марк не приедет за нами, как обещал? Да вот ни капельки. Но у него сегодня важный день – собеседование в одной очень крупной международной корпорации, а это всегда штука непредсказуемая.
– Ну что? На остановку? – мама спускается со ступенек, я снова осматриваю двор, но Марка похоже не будет.
– Подожди, минуточку.
Я делаю вид, что мне срочно нужно кому-то позвонить, улыбаюсь, отхожу в сторону, но вдруг визг шин и рёв мотора взрывает сонную тишину.
Разбираюсь ли я в таких звуках? Могу ли отличить одну машину от другой только по работе двигателя? Нет. Но сердце моё подсказывает: это Марк.
– Лихач какой, – незлобно возмущается мама и головой осудительно качает. – Надеюсь, у него уважительная причина так гнать.
У Марка новая машина с тонированными стёклами. Не так чтобы самая шикарная в мире, но удобная, быстрая и красивая. Марк купил её недавно у своего друга Женьки, и мы отмечали это великое событие до самого утра в клубе «Звёздное небо». Ну, помните тот самый клуб, в который мы с Марком когда-то так и не попали? Да-да, самый элитный в городе.
Было… весело. Правда. Бесшабашно, ярко, на пределе. Я танцевала так много, что под утро у меня голова кружилась, но точно не от единственного выпитого коктейля в начале вечера. От счастья. Быть с Марком, быть с ним в толпе людей, обнимать, провоцировать на шалости.
На нас смотрели. Честное слово, на меня никогда так много не пялились. Казалось, даже шёпот слышу, прицельные взгляды в затылок ощущаю. Каждый, кто там был, хотел понять: с кем это Орлов отдыхает, кого целует, на кого смотрит? Да и плевать. Даже на то, что на следующий день сплетники из соцсетей делали ставки, как долго протянутся наши отношения.
Всё это не имеет никакого значения, потому что мы с Марком – счастливы, и этого не изменить.
Неважно, что будет потом. Сейчас мы счастливы.
– Марта, это Марк? – мамин голос вытаскивает меня из тумана воспоминаний, а я киваю.
– Он, – улыбаюсь и машу рукой, а Марк идёт к нам плавной походкой, держа в руках букет белоснежных тюльпанов.
Для мамы. Это… так трогательно.
– И откуда вы, молодой человек, узнали, какие именно я люблю цветы? – подначивает мама и чуть-чуть краснеет, держа в одной руке пышный букет в крафтовой упаковке, а в другой – принесённые мной шарики.
– Интуиция, всего лишь интуиция, – пожимает плечами Марк и обнимает меня за плечи.
Когда… когда мы уехали тогда из дома Орловых, наверное, трое суток вообще на свет не выходили. Бурно мирились, заказывали еду прямо в квартиру, немножко ссорились, обсуждая совместное будущее.
Я знаю, что Марка пытались найти родители. Мать даже приходила к его дому, но по распоряжению моего принца злую ведьму даже не пустили на порог. Так и ушла, потоптавшись у входа, грустно понурив плечи.
Злюсь ли я на неё? Нет. Она, наверное, хотела лучшего для Марка, только это чуть не обернулось настоящей катастрофой. Марк лишился многого, уйдя за мной в новую жизнь: карьеры, родительских денег, семьи. Он сжёг мосты, оставляя прошлое за спиной.
Иногда ночью он кричит какие-то совершенно дикие вещи. О сумасшедшем доме, о детях, запертых в его стенах. О потерянном детстве. Тогда он просыпается в холодном поту и долго смотрит в пустоту впереди себя.
Я знаю, что с ним случилось в десять, Марк рассказал мне об этом. Тогда я рыдала до рассвета, пыталась понять: отчего люди такие жестокие. Почему? Но ответа так и не нашла. Потом мы сидели с Марком на полу, как тогда у дерева, сцепившись в объятиях, и дышали одним воздухом.
Наверное, так выглядит притирка? Узнавать о вкусах друг друга, мириться с неприятным дыханием поутру, учиться не сталкиваться в крошечной комнате, сосуществовать на одной территории, договариваться о выборе фильма на вечер и принимать общее, пусть и болезненное для кого-то, решение о поедании лука за ужином.
Такие мелочи – они ведь на первый взгляд совсем ничего не значат, но с каждым днём я узнаю их в Марке всё больше и больше.
Каким-то противлюсь, потому что нахожу в них своё отражение. Какие-то бесят, и я спорю, пытаясь доказать, что брошенная на полке крышка от тюбика зубной пасты – это вам не шутки! Но в Марке есть многое из того, чем искренне восхищаюсь.
Его сила.
Умение быть хорошим даже, когда для этого нет ни одной причины. Даже когда его душа в клочья, он помнит, что я люблю хорошо прожаренную с двух сторон яичницу. И он старается, делает её для меня, высовывая язык от старания, будто первоклассник над прописями. Такой милый.
Я снова витаю в облаках. Марк подталкивает меня к машине, о чём-то болтая с моей мамой. Помогает ей сесть на
