Грязная жизнь (ЛП) - Аврора Белль
Мое лицо болит, я шиплю:
— Шесть лет она боролась с изнасилованиями и пытками. Я спрашиваю вас, вот как мы сейчас обращаемся с нашими королевами? Потому что меня учили, что мы уважаем своих женщин.
Минута тишины.
— Как это произошло? Как мы оставили одну из наших с чувством, что у неё не осталось другого выбора, кроме как спасти себя?
На мои неумолимые слова Эдуардо Кастильо падает на колени с дивана на пол, его голова опущена, тело сжимается, он рыдает, как маленький ребенок.
Мужчины хранят молчание, но все больше и больше присутствующих решаются встать рядом с Эдуардо Кастильо в знак поддержки.
Вито Гамбино встаёт и пытается что-то сказать, но не может подобрать слов. Наконец, ему удается проникновенно сказать:
— Мой друг, мой брат, я не знал. Я… я… — заикается он. — Я не знал. Я клянусь.
Кастильо встает со слезами на глазах и плюется:
— Друг? Ты мне не друг. Мне стыдно быть связанным с тобой и твоей мерзостью. — Он начинает рыдать. — Больше не надо. Здесь все заканчивается. Было ошибкой доводить это до конца.
Он на мгновение всхлипывает:
— Я полностью виноват. С этого дня, Гамбино, пусть будет известно, что мы больше не в долгу.
Гамбино бледнеет. Он знает, что, если он не выберется отсюда сейчас, он не уйдет. Точка.
— Эдуардо, я не знаю, что сказать. Мне жаль, что ты так думаешь.
Он крадётся к двери, но все присутствующие делают ещё один шаг к нему, и некоторые из людей Гамбино пытаются последовать за своим отступающим лидером. Остальные знают свою судьбу и терпеливо ждут, пока мяч упадет.
Двое людей Кастильо движутся, чтобы заблокировать Вито от открытого дверного проёма, и когда он понимает, что попал в ловушку, Вито выпаливает:
— Просто спросите Алехандру. Она скажет вам, что я не знал. Я не знал!
— Я не могу этого сделать, — говорю я ему. Залезаю в карман и достаю белую прямоугольную шкатулку для драгоценностей. Я бросаю её в него, и он её ловит.
С трудом сглотнув, Вито открывает коробку и, недоверчиво закрыв глаза, опускает коробку. Отрубленный палец падает на землю на виду у всей комнаты.
Я повторяю свою прошлую фразу:
— Я не могу этого сделать, Гамбино, потому что твой сын забрал её, и, хотя я не хочу в это верить, в глубине души знаю, что она уже мертва. — Если это его не зацепило, то заденут следующие слова. — Он убил мою жену, мою жену, которую я очень любил. Вдобавок пропал мой партнер. Единственное, что я нашёл от неё, это дорогой каблук за пределами её открытой брошенной машины. Если бы вы знали мою напарницу, вы бы поняли, почему эта проклятая туфля является причиной, по которой я предполагаю, что она тоже мертва.
Я делаю глубокий вдох и отвечаю на выдохе:
— Я был с ней всего на секунду, старик, и он забрал её у меня.
У меня сжимается горло от эмоций, я говорю им всем:
— Наконец-то она была счастлива со мной. И, ей-богу, она этого заслужила.
Морщины поражения залегли на лице Вито, его плечи опустились.
— Подождите, пожалуйста. Давайте будем разумными.
Я делаю шаг назад, подталкивая за собой толпу.
— Я веду себя разумно.
Направив свой подбородок к его груди, Вито смотрит вниз и вздыхает. Там появляются пять блестящих красных точек, и я говорю ему:
— Смотри, я разумен. Я сделаю это быстро.
Я прочищаю горло и объявляю:
— Любой, кто не имеет прямого отношения к семье Гамбино, должен сделать шаг. Это будет некрасиво.
Бросив взгляд на окна, я замечаю своих людей. Все вооружены полуавтоматическими пулеметами, спасибо моему приятелю Титу, Маркосу Демитриу, Титусу Окойе, Ларсу Одегарду, Луке Павловичу и Элиасу Муньосу — все они торжественно ждут моего сигнала.
Может, я и позвал всех, кто должен был доставить их сюда, но когда мои глаза встретились с ними, я склонил голову в знак признательности.
Я на мгновение опускаю голову и потираю глаза.
Я так устал от этой жизни.
Когда мужчины уходят, они выражают свои соболезнования Эдуардо Кастильо в связи со смертью его детей. Солдаты Гамбино загнаны в угол Кастильо, как бродячие овцы, и при взгляде на их испуганные лица меня охватывает болезненное чувство удовлетворения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Наконец, в тишине полудня мы красим дом Гамбино в красный цвет.
Глава 46
АЛЕХАНДРА
Джио пристраивается позади меня, его неуклюжие руки обхватывают мою талию так крепко, что на утро на ней появятся синяки, когда он прижимается своим телом к моему, я борюсь с отвращением, от которого меня вот-вот вывернет наизнанку.
Он жаждет, чтобы я кричала. Он хочет упиваться моим страхом.
Но теперь он не знает меня. Сейчас я другая. Я больше не та, что была вчера.
Мужчина, расположившийся в углу комнаты и наблюдающий за тем, как Джио занимается своим делом, ухмыляется, насмехается над моей уязвимостью, и я искренне ненавижу его за это. Но его ехидство лишь подпитывает меня изнутри. Преодолевая внешние обстоятельства, я погружаюсь в себя, вновь находя убежище там, в своих счастливых воспоминаниях.
Всего лишь за мгновение до нападения его телефон начинает звонить, и с тяжелым вздохом он отходит от меня, направляется к деревянному столу, чтобы ответить на звонок.
Не знаю, о чем идет речь, но, каковы бы ни были новости, слепая ярость овладевает им. Я слышу, как телефон падает на пол. Джио вскрикивает, хватаясь за голову, тяжело дыша.
Мое сердце сбивается с ритма на мгновение, а затем успокаивается. Возможно, Джио больше не знает меня, но я все еще знаю его. Что бы ни расстроило его, наказание понесу я.
Я знаю, что это произойдет, и мысленно готовлюсь к этому. Я приму это.
С горящими от нетерпения глазами он подходит к месту, где я привязана, обнаженная с распростертыми ногами, к кое-как сколоченному кресту Святого Андрея, который разрывает мои лодыжки и запястья. Он тяжело дышит, спешит встать передо мной. Я не могу поднять отяжелевшую голову, поэтому мой взгляд падает на его стремительно исчезающую эрекцию.
Задыхаясь, он произносит:
— Они все мертвы. Все. Они, бл*дь, мертвы. — Его голос наполнен яростью, он хватает меня за горло и сжимает, шипя: — Что, бл*дь, он в тебе нашел?
Мужчина в углу комнаты наблюдает, как Джио душит меня, рука на моей шее дрожит от ярости, его глаза светятся нездоровым возбуждением. Он тянется вниз, чтобы схватить свою промежность, и я знаю, что эта сцена его заводит.
Я смотрю на него, он смотрит на меня. Через всю комнату он посылает мне воздушный поцелуй, и это проделывает во мне дыру, зияющую и кровоточащую.
Мне осточертела эта жизнь.
Все, чего я хочу — это спать. Спать целую вечность.
Джио крепче сжимает мою шею, но я не борюсь, хотя разум призывает меня к этому. Какой в этом смысл? Я не смогу победить. Не сейчас. Никогда.
Когда мне не хватает воздуха, я с большим удовольствием закрываю глаза. Закрываю глаза и погружаюсь в сон. Но перед этим я смотрю в холодные, безэмоциональные глаза Максима Никулина.
Глава 47
ТВИТЧ
Я сажусь на большой, обитый кожей трон и греюсь перед ревущим огнем в очаге. Сижу и жду.
Когда Блэк спросил, куда направляюсь, я ответил, что собираюсь прогуляться. Я не сказал, куда иду, потому что его бы привело в ярость мое местонахождение.
Проходит час, затем другой, и, борясь с раздражением, я решаю встать и размять ноги, чтобы не заснуть. Поднимаю руки над головой, разминая мышцы, обнажая живот. Опускаю руки по бокам и беспокойно качаю головой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Рискованно находиться в логове человека, который является легендой в городе. И также неуважительно вторгаться в чужое личное пространство, как это сделал я. К счастью, меня никогда не волновал вопрос уважения.
Многие требуют уважения, хотя ничего не сделали, чтобы заслужить его.