Драмы больше нет (СИ) - Риз Екатерина

Он молчал, молчал слишком долго, а у меня на душе было тяжело и горячо. Я ненавидела себя в этом костюме, при этой прическе, вспоминала, с каким лицом стояла недавно перед ордой журналистов, которые ничего не хотели знать о мечтаниях Романа Юрьевича Федотова или моих, они хотели заполучить очередную горячую новость, какой-нибудь жареный факт из первых уст. Мы, со всеми нашими проблемами в личной жизни, лишь способ заинтересовать зрителя, сделать карьеру, успеть первым и выделиться из толпы коллег.

Не хотелось быть бессменным героем очередного выпуска скандального телешоу.

Дома мы с Федотовым практически не разговаривали. Не знали, что сказать друг другу. Он был недоволен тем, что я его критикую, а я не хотела доверять свою жизнь людям, которые получают зарплату за то, что говорят мне, как поступать, что говорить и даже как одеваться. Мы с Ромкой отмалчивались, потому что понимали, что любая фраза может привести к ссоре. Зато вечером по телевидению, едва ли не по всем федеральным каналам, показывали наше с ним интервью, обсуждали нашу личную жизнь и желание Романа Юрьевича дальше процветать в политике. Ромка слушал обсуждения и хмурился, а я в какой-то момент попросила:

– Выключи.

Телевизор он выключил.

– Я завтра поеду к маме, – сообщила я ему.

Ромка на меня уставился, подозрительно.

– Зачем?

– Она переживает. Да и мне надо спокойно подумать.

– Насть, о чем подумать?

– Рома, успокойся. Я просто хочу побыть в тишине. И вдали от всего этого. – Я обрисовала в воздухе нечто страшное и абстрактное. Кстати, именно это в нашей жизни в данный момент и происходило. Страшное и непонятное нечто. Катастрофа. Сумасшествие. Безумие.

Федотов лежал, думал и на меня хмуро посматривал. Из-под бровей. Между прочим, очень напоминал своего отца в данную минуту. Я уже не раз для себя подмечала, что с возрастом Ромка всё больше и больше становится похож на Юрия Ивановича.

– Поеду с тобой, – решил он в конце концов. Я удивленно приподняла брови, а Рома пояснил: – Отвезу, по крайней мере.

– Сдашь с рук на руки?

– Буду налаживать контакт с родственниками, – мрачно проговорил Федотов. – Надо же…

Я усмехнулась.

– Наверное.

Мои родители встретили нас вроде бы и радостно, меня, по крайней мере, но заметно было, что с настороженностью ожидают каких-то новостей. Неприятных. Мама всё пыталась что-то мне сказать взглядом, то ли спросить, а я не хотела ничего рассказывать ей при Ромке. Потому что тот примется комментировать, озвучивать и судить со своей точки зрения, а его точка зрения – вещь весьма субъективная. И от того, что никто не торопится его выслушивать, Федотов томился, ходил по маленькой родительской квартире, и единственный человек, который готов был его выслушать, был мой отчим. Мама всё ещё посматривала на Романа Юрьевича строго и с обвинением, из-за этого Ромка, кажется, ещё больше томился.

– Ты вся в мать, – проворчал он, когда мы вечером решили уехать в мою квартиру. Ночевать всем в двух тесных комнатах было невозможно. – Ни слова в простоте.

– В какой простоте, Рома? – вздохнула я. – Или ты обиделся, что мама не кинулась тебе на шею, как увидела?

– Зачем ей кидаться мне на шею? Не надо. Но хотя бы перестала смотреть на меня волчицей.

– Перестанет, – пообещала я. И добавила: – Если ты постараешься.

– А я что, не стараюсь?

Я на любимого посмотрела, очень внимательно, затем подарила ему улыбку. От которой Федотов вздохнул и отвернулся к окну. На следующий день он вернулся в Москву, а я даже не могла для себя определить – хорошо это или плохо. Мне хотелось побыть одной, чтобы без всякого давления обдумать происходящее и свои дальнейшие действия и возможные решения, но отъезд Федотова означал, что без меня он может попробовать справиться с ситуацией по-своему. А методы Романа Юрьевича не всегда приносили желаемый результат. Временами он попросту перегибал палку, хотя, сам так не считал. В понимании Федотова, рубануть с плеча – иногда было лучшим решением. Раз, и нет проблемы. И руки тоже нет, по самый локоть. Но в понимании Федотова, это допустимые потери в некоторых ситуациях.

– Приехал, сидит, молчит, – посмеивалась мама, вспоминая появление потенциального зятя в своем доме. – Прям, как и не Рома.

Я сидела на полу в её комнате, среди засушенных листьев разных деревьев, и собирала гербарий для брата. Конечно, это было неправильно, мальчик должен сам выполнять школьные задания, но представить своего младшего брата, с его невероятной способностью всё ломать и портить неуклюжими руками, клеящим листья в альбом, я никак не могла. Аня помогать брату отказалась, а мама не собиралась заниматься этим принципиально. Вот я и взялась.

– Ты же знаешь, – проговорила я, занимаясь своим кропотливым делом, – что его молчаливость и скромность долго не продлится.

– Но понаблюдать всё равно интересно. – Мама смотрела на меня. – Что ты решила?

– А что мне решать? – переспросила я, не поднимая глаз. Кленовый лист ловко приклеился на нужное место. Я аккуратно его пригладила, полюбовалась результатом. А маме сказала: – От скандала мне не убежать. От Федотова и подавно. Так что…

– Что?

Я всё-таки на мать посмотрела.

– Мам, я хочу семью. Я детей хочу. Мне кажется, я всё это заслужила. И с человеком, которого столько лет любила.

Мама слушала меня и кивала, но особой радости от моих слов на её лице я не замечала. Что и понятно. Другой реакции я от мамы не ждала. Она больше за меня беспокоится, чем готова порадоваться.

– Я просто прошу тебя не кидаться в омут с головой, – сказала она в конце концов. – Ты отлично своего благоверного знаешь. За ним глаз да глаз нужен. У него одна авантюра за другой на уме. И, вообще, пусть сначала разведется! А то сидит, чаи гоняет, пироги ест, а действий я никаких с его стороны не вижу!

Я улыбнулась.

– Он тебя боится, мама.

Мама глянула на меня в первый момент удивленно, но следом усмехнулась.

– Вот и хорошо. Кто за тебя ещё вступится, как не я?

От таких слов и обещаний защитить и позаботиться, на душе в любом случае становится теплее. Да и спокойнее. Мама есть мама. Я улыбнулась, к матери, сидящей в кресле, придвинулась и положила голову ей на колени. Мама есть мама. Только от её присутствия рядом становится легче дышать и жить.

Я была уверена, что после нашего с Федотовым интервью, которое я, честно, не считала удачной идеей, наступит затишье. То есть, нас с ним пообсуждают несколько дней, посмакуют подробности, выдернут несколько сомнительных цитат из речи Романа Юрьевича, и все остальные герои случившегося скандала возьмут паузу, время на раздумья. Так нужно было сделать. Встретиться или хотя бы созвониться друг с другом, и начать договариваться. Но ни к каким договорённостям никто не стремился. Уже спустя сутки на публику обрушился шквал скандальных опровержений и возражений, которые давала семья Кауто. Не знаю, что за специалисты пытались вытащить их из пучины скандала, но они, судя по всему, со своей задачей совершенно не справлялись. Или не справлялись именно с членами семьи, которые никого не хотели слушать.

Для начала, на следующее утро после пламенной речи Романа Юрьевича, Альбина выложила гневный, обличающий пост в своем аккаунте в социальной сети. Где сказала много чего о своём муже, чего говорить не должна была. Правда, её откровения были настолько гневными, были настолько пропитаны отчаянием и бессильной злобой, что я, прочитав то, что она написала, лишь вздохнула. Захотелось позвонить сестре, поинтересоваться её делами и самочувствием, но я знала, что в данный момент я последний человек, с которым она захочет общаться, а уж тем более откровенничать.

Отцу я позвонила сама. По крайней мере, сделала попытку, после того, как в вечернем эфире программы Стаса Грушева появилась Анна. Это стало одним из самых скандальных моментов, после эфира Петра. Анна на всю страну объявила своего малолетнего сына сыном Родиона Кауто. Рассказала свою невероятно захватывающую и в то же время печальную историю, девушки, которая лишь поверила в любовь. А взрослый, опытный, состоявшийся мужчина воспользовался её доверчивостью. Именно он воспользовался, потому что двадцатилетняя девушка вряд ли способна обвести вокруг пальца пятидесятилетнего мужчину.