Кэтрин Куксон - Мотылек
— Конечно, вы уже выросли, чтобы вам приносили леденцы. Молодым леди приносят шоколад.
— Вот это правильно, — засмеялась она и наклонила голову набок. — Брэдли, а тебе нравится, когда у меня высокая прическа?
— Очень-очень нравится. Я думаю, она очень идет вам, и вы выглядите совсем как молодая леди, очень красивая молодая леди.
— Брэдли, ты думаешь, я красивая?
— Да, я так думаю, мисс. А сейчас мне нужно расправиться еще с одним колесиком, а то будет рождественский ужин, стол — бах! — и перевернется, а индейка — фью! — и улетит. — Он замахал руками, показывая, как индейка вспорхнет со стола, и Милли весело расхохоталась, и в этот момент дверь распахнулась и там, как ангел мщения, стоял Дейв Уотерз. Он чуть ссутулился и наклонился вперед, словно готовясь прыгнуть, потом сделал шаг в комнату и закричал:
— Мисс Милли! Уйдите. Идите наверх. Вас искала Пегги. Здесь вам не место. И я уже говорил, что будет с этой собакой, если будете разрешать ей лежать на креслах. — Прокричав эти слова, он кинулся к пуделю, лежавшему на кожаном кресле у камина.
Милли успела подхватить собачку раньше него и, прижимая ее к себе, громко заговорила:
— Ты не должен запирать ее в конюшне. Она пугается, ей не нравится темнота. Она… она мне говорила, что не любит темноты. Он не должен этого делать, ведь не должен? — Она умоляюще обратилась к Брэдли, но тот промолчал и только в упор смотрел на Дейва Уотерза.
И теперь Дейв Уотерз зашипел на него:
— Это все ты, это твоих рук дело. Но погоди, погоди… Вот придет мистер Стенли, я все расскажу! Вот увидишь, расскажу.
Роберт в два шага подошел к нему и, отвернув лицо, чтобы его не видела Милли, сквозь зубы процедил:
— Смотрите, чтобы мне не пришлось заткнуть вам глотку прежде, чем откроете свою пасть.
Дейв Уотерз отпрянул от него и завопил:
— Ну, все, ты сделал это! Все, это предел. Я больше тебя терпеть не буду. Я буду говорить с мастером Стенли. Он поставит точку раз и навсегда. Он здесь хозяин, а не она!
Когда за ними захлопнулась дверь, Роберт стоял, уставившись на стоявший у стола мешок с инструментами, потом глубоко вздохнул.
— Он прав, это предел. Я больше не могу этого терпеть. Я должен сказать ей, как только она вернется.
Агнес уезжала в Бертли за покупками и по его расчетам должна была вот-вот вернуться. Так вот, как только он увидит ее, со всем будет покончено, и теперь уж раз и навсегда. Он больше не вынесет.
Подняв с полу мешок с инструментами, Роберт вышел из столовой и пошел к себе в комнату над конюшней. Из его вещей там оставались теперь только пальто и пара ботинок, которые он переодел, чтобы ехать домой. Снятые башмаки он бросил поверх инструментов, потом встал у окошка, из которого было виден двор, и стал ждать появления двуколки.
Она приехала через полчаса и, вылезая из двуколки, увидела перед собой Роберта, переодевшегося для возвращения домой. Времени было только два часа дня, и у нее широко открылись глаза, она шагнула к нему, но он взял лошадь под уздцы и повел в конюшню. Пока он распрягал лошадь и ставил ее в стойло, Агнес стояла посреди конюшни и спрашивала:
— В чем дело? Пожалуйста, скажите мне.
Он продолжал молча собирать упряжь и так же молча прошел мимо нее, направляясь в кладовку. Она двинулась за ним, и, когда он повесил хомут на крюк в стене и повернулся выходить из кладовки, они оказались стоящими лицом к лицу, и она тихо проговорила:
— Вы уходите? Что случилось?
— Я не могу больше терпеть. Если я не уйду, будут неприятности с Дейвом Уотерзом, и очень серьезные. Он совершенно спятил.
Она покачала головой:
— Я поговорю с ним.
— Не будьте дурочкой…
Она не обиделась на это. Вцепившись руками в лацканы своего пальто, она произнесла:
— Что же делать? Что я могу сделать?
— Ничего, — спокойно сказал он. — Так будет лучше. Вы это знаете, и я это знаю. В общем-то все это знают, по крайней мере так это выглядит. С самого начала нам нужно было иметь голову на плечах, по крайней мере мне, выше головы не перепрыгнешь, хотя, — он грустно улыбнулся, — я попытался и продолжал бы пытаться, сейчас я могу это сказать в открытую, пытаться быть рядом с вами. Вы ведь давно уже знаете, почему я не уходил — только чтобы быть рядом с вами. И я не ошибаюсь, вам ведь тоже этого хотелось?
Она почти незаметно наклонила голову и прошептала:
— Да, о, да. И… я не знаю, что теперь делать. Просто не представляю, как буду жить. Вы… открыли мне новое существование, показали, какой может быть другая жизнь…
Отвернувшись на миг, Роберт сказал:
— Вы, наверное, романтизируете. Вы одиноки, а я оказался под боком. Был бы здесь кто-нибудь принадлежащий к вашему классу, какой-нибудь приличный человек, вы бы меня и не заметили.
— Нет, не говорите так. Я… встречалась с несколькими людьми до того, как обручилась с Джеймсом Крокфордом, и теперь знаю, чего в них не хватало. Я не знала, что значит иметь к кому-нибудь подлинное чувство… не знала до недавнего времени. И теперь всю оставшуюся жизнь все, что я буду знать, что вы близко, так близко и все же так далеко…
— Что касается того, чтобы быть рядом, это долго не продлится. Рано или поздно я должен был сказать. Я иду в армию. Три белых пера за два месяца, это многовато.
— Вы получили белые перья?
— Да. Первое показалось ерундой, на которую не стоит обращать внимание, я только разозлился. Но такие вещи начинают действовать на нервы. Не знаешь, кто их посылает. Относительно меня, я думаю, это мои так называемые прежние друзья. Так или иначе, но я все равно вскоре собирался идти. Просто это ускоряет события.
Она крепко закрыла глаза, но удержать слезы не удалось, он взял ее руки в свои и промолвил:
— Не плачьте. Ну, не плачьте. Меня это доконает.
Она открыла глаза, но веки у нее дрожали, однако он не попытался притянуть ее к себе. Они стояли совсем близко друг к другу, и она сказала:
— Роберт… пожалуйста… ну, пожалуйста, — он видел, как набухают ее губы, — поцелуй меня… Ну, хоть раз.
Боже! О чем она просит? Масло в огонь. Она просто не ведает, чего она просит, потому что, стоит только ему поцеловать ее… и…
Внезапно она оказалась в его объятьях, его губы крепко прильнули к ее, а ее тело прижалось к нему. В своем воображении она много раз рисовала поцелуй, но не могла себе представить, что поцелуй мужчины вызывает такой восторг, такой жар, такое страстное напряжение всего тела, но что-то в ней самой ответило ему в унисон, и она приникла к нему и обняла его почти так же горячо и страстно, как он.
В объятьях друг друга они забыли все на свете, и, когда с шумом распахнулась дверь и в ее проеме возникла брызжущая негодованием фигура в хаки, они в первый миг смотрели на нее непонимающими глазами, как бывает с детьми, которые не могут взять в толк, что такое произошло.
