Ирина Степановская - Под крылом доктора Фрейда
Жил завгар недалеко от больницы, но дома то одно, то другое — в общем, когда он вернулся, автобус уже сиял новехонькой малиновой крышей при старых бирюзовых боках. Заведующий от неожиданности аж присел.
— Ты что, с ума сошел, парень? Я тебе какую краску для работы дал?
Больной рассчитывал в качестве премии за ударный труд получить на кухне буханку хлеба и остатки гарнира, поэтому очень расстроился от того, что его старания не оценили.
— С малиновым же красивее получается! Прямо как «Красная Шапочка»! — бубнил он однообразно и огорченно.
— Ты где малиновую краску взял, дурак?
— Здесь, в гараже, стояла. В углу.
— Так она же не для автобуса стояла! Мало ли что у меня в гараже стоит!
Завгар покрыл оскандалившегося больного матом и вытолкал с территории гаража в шею. Потом он пошел к начальству, по дороге придумывая оправдания. Проблема заключалась в том, что казенной малиновой краской, выписанной для покраски трех высоких двустворчатых гаражных дверей, он хотел покрасить гараж и на собственном подворье. Теперь же краски явно не хватало.
— Вот прислали мне дурака, так его растак!.. — начал возмущаться завгар прямо с порога. — Теперь давайте по новой краску выписывайте!
— Так и сказал, «Красная Шапочка»? — усмехнулся главврач, выслушав всю трехступенчатую тираду. Потом он вышел во двор, чтобы самому посмотреть на новое чудо.
— Краски в больнице пока больше нет, а автобус будет видно издалека. Пускай остается двухцветным, — постановил он.
И буквально на следующий день после этого мудрого решения молодой выпускник медицинского института Саша Преображенов и увидел на остановке возле метро необычную малиновую крышу.
— Как раз на таком и надо в сумасшедший дом ездить! — расхохотался он и в тот же рейс выдрал из журнала «Психиатрия» портрет, напечатанный на авантитуле как раз к юбилею Зигмунда Фрейда. Саша аккуратно обернул его в полиэтиленовый пакет и по приезде отдал водившему тогда автобус шоферу. — Без этого портрета в психиатрическую больницу ездить по Москве никак нельзя! Этот портрет будет у тебя как пропуск. Чтобы на каждом пункте ГАИ не останавливали, — серьезно сказал он водителю.
— Пропуск-то куда?
— А туда, куда всем остальным вход категорически запрещен!
Водитель послушался — и действительно, после того, как портрет оказался за стеклом, автобус ездил повсюду абсолютно спокойно.
Дима
— У-у-у! Какой горячий! Температура под сорок, наверное. — Лариса потрогала Диме лоб. — Надо «Скорую» вызывать.
— Подожди ты со «Скорой». — Ираклий, весь в пыли и в штукатурке, отряхивался на пороге комнаты. Выбитая дверь стояла в коридоре, прислоненная к стене. — Эй, друган! Ты хоть чего-нибудь соображаешь?
Дима с трудом повернул к нему голову. Он ничего не понимал.
— Как вы вошли? Дверь ведь была закрыта?
— Потому и вошли. Свет сутки в окнах горит, никто не отзывается. Может, вы тут с нашей дочерью уже групповое харакири совершили?
— Ираклий, что ты несешь? — Лариса с отвращением дернула мужа за руку.
— Мужик, ты все-таки подумай. Ты ведь видел Настю последним. Отвечай быстро, куда ты ее дел?
Красные шары и темные пятна. На их фоне — Настино лицо. Он помнил только, что, когда пришел, Насти не было.
— Она не приходила?
Лариса схватилась за голову, опустилась на стул.
Дима вдруг резко сел на кровати, потряс головой.
— Что, ее еще до сих пор нет? — Он попытался встать. — Я сейчас оденусь и пойду ее искать.
— Интересно, где? Ты, мужик, скажи, уж мы сами съездим.
Ираклий взял его за плечи и потряс.
— Ты что, пьян?
Предметы плыли, кружились, и Дима подумал, что сейчас его вырвет. Давно с ним такого не было. С того памятного дня, когда он чуть не упал в операционной. Голос Ларисы где-то вдалеке:
— Не надо с ним так. По-моему, ему плохо.
— А нам хорошо? Завтра уезжать, девчонка исчезла, а этот козел ничего не может сказать.
Дима, пошатываясь, постоял перед Ираклием и вдруг неожиданно смазал ему прямо в челюсть. Лариса ахнула. Ираклий даже не шевельнулся. Потер рукой щеку, потрогал языком зубы, сплюнул на пол и с левой резко дал Диме сдачи.
— Ираклий! — истошно закричала Лариса.
Дима покачался и рухнул на кровать.
— Это я ему еще не больно ввернул, — Ираклий осторожно поправил собственную челюсть. — Чуть зубы мне искусственные не выбил. А они дорогие!
— Ну, хватит, успокойся, лучше давайте думать, куда еще ехать, где ее искать.
— Надо звонить сначала в морги, в милицию… — еле шевеля губами, произнес Дима с постели.
— Ой, умный какой! Спасибо, что подсказал! — передразнил его Ираклий. — Там нас уже слышать никто не хочет. Каждый час звоним, надоели уже.
— Тогда по больницам.
— А то мы не догадались. Нигде ее нет.
В комнате раздавалось только всхлипывание Ларисы.
— А в психиатрическую больницу вы звонили?
Лариса вытерла глаза.
— Нет. Не догадались.
— Это туда, что ли, откуда она сбежала? — Ираклий скептически плюнул. — Да Настасья удавится, а туда не пойдет.
Дима приподнялся. Постарался, чтобы его речь прозвучала убедительно:
— Если Настю увезли в психиатрическую больницу, то она должна быть в городской. Острых больных везут в основном туда.
— Но почему же она не позвонила, если она в больнице? — спросила Лариса.
Дима посмотрел куда-то прямо перед собой, потом перевел взгляд на Настину мать, на ее отчима — и раздельно, отчетливо, почти по слогам, скорее для себя, чем для них, тихо сказал:
— Потому что она больна.
Они сразу встали и уехали. У Димы ужасно болела голова. Не в силах открыть глаза, он побрел в кухню, плеснул в стакан воды из чайника. Вытащил из шкафа картонную коробку, в которой мать хранила лекарства. Почти наугад вытащил плотную пластмассовую банку. Прочитал название — оказался антибиотик. Он высыпал на ладонь несколько таблеток, зачем-то понюхал, потом закинул в рот. Запил водой. Побрел обратно, плюхнулся на живот, на постель. И тут Димино сердце будто остановилось. «У меня же аллергия на антибиотики! Как я мог забыть! Я сейчас задохнусь».
Он лежал на одеяле, внезапно вспотевший и мокрый, как мышь, и прислушивался к биению сердца.
«Что, кролик? Страшно умирать? — вдруг подумал он. — А таким, как Хохлакова или как Настя, жить не страшно?» И, как ни странно, эта простая мысль избавила Дмитрия от страха смерти. Сердце успокоилось, он вскоре заснул, а на следующее утро проснулся совершенно здоровым.
Альфия
Он не стал открывать дверь в кабинет своим ключом. Постучал. Снаружи открыла подоспевшая, как всегда вовремя, Нинель.
