Не развод, а война - Дана Вишневская

— Понимаешь, что Савелий от всего этого страдает?

— Понимаю, — его голос дрожит. — И именно поэтому прошу тебя... дай мне шанс всё исправить.

— Ты уже просил шанс. Двенадцать лет назад, когда мы расписывались.

— Тогда я был другим. Молодым, глупым. Думал, что любовь — это просто красивые слова и цветы по праздникам.

— А теперь что думаешь?

Он подходит ещё ближе. Так близко, что я чувствую запах его парфюма, смешанный с дымом сигарет и усталостью.

— Теперь я знаю, что любовь — это работа. Каждый день. Над собой, над отношениями. Это умение слышать, а не просто слушать. Это готовность признать, что ты не прав. Это...

— Красивые слова, — перебиваю я. — Только вот слов у тебя всегда хватало.

— Тогда не словами. Делами.

— Какими именно делами?

Руслан замирает, и я вижу, как в его глазах мелькает что-то похожее на панику. Он не готов к прямому вопросу. Как всегда.

— Я... — начинает он. — Я готов на всё.

— На всё — это не ответ. Это пустая фраза.

— Тогда спрашивай конкретно.

— Готов рассказать мне обо всех своих финансовых махинациях?

— Да.

— Готов отдать мне половину всего имущества без судебных разбирательств?

— Да.

— Готов переехать из этого дома, если я захочу остаться здесь одна?

Пауза. Долгая, тягучая пауза.

— Да, — говорит он, наконец.

— Готов отказаться от Виолетты окончательно и бесповоротно?

— Я уже отказался.

— Когда? — не верю я ни одному его слову.

— Позавчера. После того как ты сказала, что у тебя никого нет.

— Почему?

— Потому что понял: она мне не нужна. Никто мне не нужен, кроме тебя.

Хочется верить. Так хочется, что больно физически. Но страшно. Страшно опять наступить на те же грабли, опять поверить, опять ждать изменений, которые не придут.

— Руслан, — начинаю я осторожно, — а ты понимаешь, что значит "быть мужем"? Не добытчиком, не решалой всех проблем, а именно мужем?

— Нет, — отвечает он честно. — Не понимаю. Но хочу научиться.

— Это значит разговаривать со мной, а не отмалчиваться, когда что-то не так.

— Я попробую.

— Это значит замечать, когда мне плохо, и не говорить "да всё у тебя нормально".

— Попробую.

— Это значит не убегать от проблем в работу.

— Я попробую, — его голос уже дрожит.

Я смотрю на него долго, изучающе. Передо мной стоит не тот самоуверенный мужик, который четыре месяца назад заявил мне о разводе. Передо мной стоит... человек. Сломанный, усталый, но искренний.

— А если у тебя не получится? — спрашиваю я тихо. — Если через месяц-два ты опять превратишься в того Руслана, который игнорирует жену и живёт только работой?

— Не знаю, — признаётся он. — Но я попробую изо всех сил. Потому что другое — это потерять тебя навсегда. А этого я не переживу.

В кухне повисает тишина. Только тикают часы на стене да где-то далеко лает соседская собака. Я стою у окна, а Руслан — в трёх шагах от меня, и между нами лежит вся наша прожитая жизнь. Хорошее и плохое, любовь и ненависть, счастье и боль.

— Знаешь, что самое страшное? — говорю я, не отрывая взгляда от его лица.

— Что?

— То, что я до сих пор тебя люблю. Несмотря ни на что.

Его глаза расширяются, как будто он не ожидал такого признания.

— И ненавижу себя за это, — продолжаю я. — Ненавижу за то, что после всего, что ты мне сделал, я всё ещё готова тебе поверить.

— Злата... — он протягивает руку, но я отстраняюсь.

— Не трогай меня. Не сейчас. Мне нужно время.

Я выхожу из кухни, но не ухожу далеко. Нужно подумать. Останавливаюсь в коридоре, прислоняюсь к стене. Ноги ватные, в голове туман. Что происходит? Неужели мы действительно можем всё исправить? Или это очередная иллюзия, которая разобьётся при первой же проверке реальностью?

Слышу, как Руслан ходит по кухне. Наверное, убирает пепельницу, моет чашки. Как в старые добрые времена, когда мы ещё умели быть парой.

— Злата, — его голос доносится из кухни, — можно я к тебе выйду?

— Можно.

Он появляется в коридоре, неуверенно останавливается рядом. Не близко, но и не далеко.

— О чём ты думаешь? — спрашивает он тихо.

— О том, что у меня есть все основания тебе не верить.

— Знаю.

— О том, что Савелий и так уже достаточно настрадался из-за наших разборок.

— Знаю.

— О том, что я уже один раз дала тебе шанс. Двенадцать лет назад.

— Знаю, — повторяет он. — И знаю, что права не имею просить ещё один.

— Но просишь.

— Да. Потому что без тебя я не человек. Потому что без нашей семьи моя жизнь — просто существование от рабочего дня до рабочего дня.

Я поворачиваюсь к нему лицом. В его глазах читаю такую боль, что хочется обнять его и пообещать, что всё будет хорошо. Но не могу. Пока не могу.

— Что ты предлагаешь конкретно? — спрашиваю я.

Руслан молчит несколько секунд, собираясь с мыслями. Вижу, как он сглатывает, как сжимает и разжимает кулаки. Нервничает. Странно видеть его таким — обычно он всегда знает, что сказать, всегда уверен в себе.

— Семейную терапию, — говорит он, наконец. — Настоящую. К хорошему специалисту.

Я прищуриваюсь. Руслан Громов и терапия? Мужик, который считает, что все проблемы решаются силой воли и деньгами?

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. Я понимаю, что сам не справлюсь. Не умею... — он запинается, — не умею говорить о чувствах. Не умею слушать, когда ты пытаешься мне что-то объяснить.

— Это ты точно подметил, — фыркаю я.

— Значит, нужен кто-то, кто научит. Кто покажет, как это делается.

Господи, он действительно серьёзно. Вижу это по его глазам, по напряжённой позе. Руслан готов пойти к психологу — мужик, который раньше считал это блажью и слабостью.