Его нельзя любить. Сводные - Мария Николаевна Высоцкая
Цедит сквозь зубы, но я тут же его обрываю.
— Ты про мою мать говоришь!
— Когда ты успела так ей проникнутся?
— Я просто умею прощать, — перехожу на шепот, потому что ком в горле.
Я устала от этой войны. Ян ненавидит мою мать, а она не упускает случая напомнить, каким он может быть козлом.
— Некоторых, прощать не стоит. Никогда.
Выдает мрачно и выпускает мою руку. Сжимаю пальцы в кулаки, пока по спине проползает холодок. Зачем он так?
— Пойду поздравлю, — он ухмыляется и делает шаг в сторону своего отца и моей мамы.
Меня же, будто приклеили. И шагу ступить не могу. Просто стою и наблюдаю за разворачивающимся Армагеддоном.
Ян похлопывает отца по плечу, широко улыбается маме, что-то ей говорит, она смеется, только смотрит на него так, будто готова прямо сейчас нож в сердце вогнать.
Вячеслав отвлекается на какого-то мужчину, они отходят в сторону. Мама и Ян остаются наедине. Переговариваются с фальшивыми улыбками.
Отвлекаюсь на телефон. Звонят из спа-салона, куда я хожу на массаж, чтобы подтвердить запись. Пока разговариваю, теряю маму и Яна из вида. Ну и куда они делись?
35.2
Обхожу зал два раза, чтобы точно убедиться, что ни Яна, ни мамы тут нет.
— Молодой человек, извините, — торможу официанта. — Вы не видели женщину в белом костюме? Она жена юбиляра, — улыбаюсь.
— Наверх ушла. С парнем…
Официантов никто и никогда не замечает, зато они знают все, что происходит на мероприятии. Парень смотрит на меня с читаемым в глазах интересом.
— Спасибо, — делаю шаг к центральной лестнице.
— Можете подняться вон там, — указывает на дверь в противоположной стороне.
— Зачем?
— Так вас никто не заметит, — пожимает плечами так, будто все эти страсти здесь что-то само собой разумеющееся.
Прищуриваюсь. Но иду туда, куда он показал. Не знаю зачем, но я уверена — Ян и мама точно что-то от меня скрывают.
Я понимаю причины их ненависти друг к другу, но здесь явно есть что-то еще. Что-то, о чем я не в курсе…
На втором этаже расположен большой бар. Ресторан арендован полностью, поэтому людей тут нет. Даже свет горит не везде. Медленно пересекаю пустой зал, ступаю лишь на носочки. Стук каблуков мне сейчас ни к чему.
Я выясню, какая собака между ними пробежала. Выясню!
— …он перепишет завещание, не сомневайся.
Мамин ледяной тон вызывает волну мурашек по всему телу. Замираю, прилипая спиной к стене. Судя по звукам, они с Яном как раз за ней.
— А ты больше не смей приближаться к моей дочери!
Какого черта? Что она вообще себе…
— Я уже трахаю твою дочь, и отказывать себе в удовольствии не собираюсь. Она моя, и она сделает все, что я ей скажу.
Они что-то еще говорят на повышенных тонах, но я особо не разбираю. Глохну от волны накативших эмоций.
Мое сердце пронзает иголкой. Острой. Тонкой. Она медленно убивает. Его слова меня убивают.
Размеренно, но очень жестоко. Сама не замечаю, как делаю шаг, еще один. Меня так и тянет посмотреть на Яна. С каким лицом он это говорит, а главное — почему?
За что он так со мной? Снова…
Мама ловит мой взгляд и меняется в лице. Ян это замечает. Оборачивается.
— Ника, — выдает полушепотом и делает шаг мне навстречу. Он растерян. Не ожидал…
Отскакиваю назад и выставляю перед собой руки. Пусть не трогает меня.
Не хочу, чтобы прикасался. Мне противно. Как он мог?
— Я предупреждала, дочка, — влезает мама, но сейчас я ненавижу ее не меньше, чем Гирша.
Даже если он сказал все это назло ей…
Даже если так, я не хочу слышать оправданий. Разве он не понимает, что сделал? Как далеко зашел в своей ненависти?!
— Не нужно ко мне прикасаться.
Отшатываюсь. Ян хмурится, его рука зависает в воздухе, а лицо приобретает болезненное выражение, словно я оскорбляю его своими действиями. Но кто кого? Кто кого, Ян?!
— Давай поговорим.
Он сует руки в карманы и снова начинает приближаться. Шаг за шагом.
Если я решу убежать, он догонит. А я не хочу его видеть. Не хочу оставаться сейчас с ним наедине.
— Да не подходи ты ко мне! — срываюсь на крик, и Гирш тут же замирает. — Я не хочу тебя видеть.
Пустота в груди лишь разрастается.
Зачем он это сказал? Почему?
Я думала, что у нас все взаимно. Что наши чувства…
И пусть он ни разу не сказал, что любит, я все равно знала, что это так. Знала, что небезразлична ему. Была уверена в его любви.
Но разве человек, которому ты по-настоящему дорога, может сказать такое? Даже со злости?
Может?
Слезы собираются в уголках глаз. Тело предает. Я дрожу. Смотрю на Яна и не знаю, что мне со всем этим делать.
— Я поеду домой, — тянусь к клатчу за телефоном.
Сейчас мне лучше вызвать такси и побыть одной. Подумать обо всем, что произошло. Нельзя рубить с плеча, ведь правда? Нельзя.
Открываю приложение и заказываю машину.
Мама с Яном все это время стоят молча. Мне тошно. Не хочу их видеть.
Я осталась все той же наивной дурой. Каждый, просто каждый человек рядом со мной считает, что я в его жизни не больше чем вещь, которой можно распоряжаться. О которой можно сказать все что угодно, которой можно манипулировать.
— Никуша, — мамин голос звучит обеспокоенно. — Давай я вызову водителя.
— Не надо. Такси будет через восемь минут.
Отрезаю резко. Громко. Вложив в интонацию максимум злобы.
Ян молчит. Только смотрит, причем так, что мое сердце на куски разорваться готово. Я вижу, что он жалеет о сказанных словах. Но разве это важно сейчас?
Во мне слишком много обиды. Он снова меня предал.
Телефон вибрирует в руке, сообщая о подъезжающей машине. Прячу его в клатч и направляюсь к лестнице. Слышу шаги за спиной, но не оборачиваюсь.
Судя по звукам — это Ян.
Гирш следует за мной тенью, не прикасается. Но это только в ресторане, стоит нам оказаться на улице, Ян хватает меня за руку и прижимает к стене. Вдавливает в холодную поверхность, крепко переплетая ниши пальцы у моей груди.
Нас обдувает ветром, пока Ян снова переходит границы дозволенного.
Сглатываю вставший в горле ком.
Смотрю ему в глаза. Там буря эмоций,
