И только пепел внутри… - Тата Кит
– Всем привет! С Новым годом! – произнесла она вполне добродушно и даже махнула рукой.
– Привет! – донеслось ей нестройное в ответ, после чего я сразу отвернул от девушки экран и снова завладел вниманием всех собравшихся, женская часть которого уже шушукалась. – …Видели?… Красотка, да?… А ты говорила, что Пашка совсем спился…
– Ну, что ж, – кашлянул Генка так, чтобы все поняли, что пора бы заткнуться и обсудить меня и мою гостью, когда камера будет отключена. – Не будем вам мешать. Еще раз с Новым годом. Счастья там… вам. И еще раз привет. Завтра вечером приедем за вами и заберем на шашлыки. Не расходитесь!
– Ага, привет, – бросил я и отключил звонок. Швырнул телефон на стол и смял веки кончиками пальцев, тяжело вздохнув. – Идиоты.
– А мне показались очень даже милыми.
– Сколько там до курантов осталось? – спросила София.
Помыв разделочные доски и ножи, оставила их на сушилке подле раковины.
Глянул на свой телефон, лежащий на столе среди тарелок с простой новогодней закуской.
– Чуть больше двух часов.
– Как время летит, – произнесла девушка задумчиво и, выключив поток воды из крана, обтерла насухо руки полотенцем. Пробежалась пальцами по волосам, которые долго не держались собранными в жгуте, сколько бы она его не крутила, и, скрестив руки на груди, неспешно подошла к окну и улыбнулась. – Кто-то в городе не дотерпел и уже стреляет салютом.
– Наверное тот, у кого шампанское открылось раньше всех.
– Или что покрепче.
– Или так, – качнул головой и понял, что в доме стало подозрительно тихо. – А где псы?
– Спят в прихожке, – ответила София, не глядя в мою сторону. Вздохнув, подалась вперед и оперлась локтями о подоконник. – Ты здесь куришь?
Сначала нахмурился, не поняв, с чего вдруг такой вопрос, а затем вспомнил, что на подоконнике стоит пепельница.
– Сейчас стал гораздо реже. Не всегда хочется со сломанной ногой на костылях тащиться к кухонному окну.
– Видишь? – посмотрела на меня девушка смеясь. – Минздрав тебя предупреждал? Допрыгался? – многозначительным взглядом указала на мою ногу.
– Минздрав угрожал мне импотенцией. О поломанных ногах на пачках сигарет не было ни слова.
– Он начал издалека.
– Предупредительный в ногу? – усмехнулся я.
– Кокетничает, – состроила София комичную рожицу, а-ля роковуха. – А ромашка здесь, потому что в душе ты романтик? – показала она цветок, который выглядел подвядшим. – Давно лежит, похоже.
– Давненько.
Не стал уточнять, что ромашку эту я притащил с кладбища, с могилы жены и до сих пор не нашел ей применения и смысла, ровно так же, как не смог её выкинуть, хотя окно открыть проще простого.
Покрутив в руке цветок, София о чем-то крепко задумалась. Между тонкими бровями залегла морщинка, но плавно разгладилась, когда красивых губ коснулась легкая улыбка. Аккуратно вернув цветок обратно на подоконник, девушка коснулась своего запястья правой руки и расстегнула самый широкий из браслетов.
Внутренне напрягся. Не думал я, что вид безобидной ромашки подтолкнет к воспоминаниям, о которых у нее полно очевидных человеческому глазу шрамов.
– Смотри, – подошла она ко мне и показала запястье так, будто хотела показать часы. – Тоже ромашка. И тоже выглядит не очень.
– Ну, да, – выдохнул я расслабленно, разглядывая мелкую сине-зеленую ромашку на ее запястье. – Будто ты сидела.
Девушка в ответ лишь тихо рассмеялась. Вернулась к подоконнику и снова надела широкий браслет на запястье.
– Это был две тысячи седьмой. Мы выживала как могли, – подперев бедром подоконник, София мечтательно посмотрела прямо перед собой.
– Гот или эмо?
– А ты как думаешь?
– Эмо? – предположил я, и услышал, как девушка в ответ почти оскорбленно фыркнула.
– Поверхностно мыслишь. Я была готов. Самым робким готом из всех готов?
– Почему? Носила белое?
– Ни разу не была на кладбище. Не участвовала ни в одном (пальцы-кавычки) ритуале, потому что весь этот бред должен был происходить непременно в полночь и непременно на кладбище на какой-нибудь свежей или очень старой могиле. Жуть, в общем. Так что приходилось прикрываться тем, что у меня очень строгие родители, но «я мысленно с вами, ребята! Вот вам клок моих волос и кровь девственница!» – потрясла она кулаками в воздухе.
– И все равно продолжала быть готом, не участвуя в их главной развлекухе?
– Мне нравился образ. Типа, я вся такая в черном, загадка, ведьма и чуть-чуть не из этого мира. Мне казалось, что это круто.
– А как ромашка связана с готами? Разве там не пентаграмма какая-нибудь должна быть или что-то типа того?
– Должна быть, – потерла София браслет над тем место, где была тату ромашки. – Но я же загадка и не с этой планеты, – нарочито деловито произнесла она, стрельнув на меня хитрым взглядом. – Поэтому я придумала себе ужасно красивую и ужасно загадочную историю о том, что это не просто ромашка, а талисман, с которым даже после смерти я смогу еще целые сутки ходить по этой планете как живая. Лепестка-то у моей ромашки двадцать четыре, как и часов в сутках.
– Зачем тебе после смерти понадобились ещё сутки?
– Не знаю, – повела девушка узкими плечами, и улыбка ее стремительно померкла. – Наверное, я тогда подумала о том, что смерть придет внезапно, а я даже извиниться ни перед кем не успею, или сказать что-то. Вот и придумала себе такое оконце из того мира, как дополнительный шанс, чтобы обо мне плохо не думали, когда меня не станет.
– Зря только краску под кожу вогнала, – произнес я и заложил руки за голову, разминая шею.
– Почему?
– О мертвых либо хорошо, либо никак.
– Это правило я узнала гораздо позже, – поджала она губы и резко обняла себя за плечи, словно от чего-то обороняясь. – Тася, кстати, тоже самое, что и ты, сказала, когда я ей про смысл этой татуировки рассказала. «Либо хорошо, либо никак».
– Тася? –
