Белва Плейн - Благословение

«Тот ребенок, который сидел на кровати, когда я примеряла то чудное платье», – вспомнила она.

– Мы поженились на следующий день после моего окончания колледжа. Ей было семнадцать с половиной.

Но нам совершенно не о чем было говорить. Я оставил ее, когда стал учиться в университете.

– Почему же, ради всего святого, ты женился на ней?

– Она стала такой красавицей. И наши семьи… Я не знаю. Мы всегда росли вместе.

– Понимаю. Близкие семьи… легкие толчки локтями, подмигивания, тонкие намеки, небольшие ужины и романтические пикники. Я понимаю.

– Мы пробыли вместе около двух лет.

– А детей не было?

– Слава Богу, нет. Следующей была прилежная девочка из Алабамы, закончившая колледж в Эмори. Она не смогла ужиться с моей мамой. Она ненавидела мою семью и не пыталась скрыть этого. И моя мать тоже не была в восторге от нее, полагаю.

«Я могу себе представить», – подумала Дженни. Холодок невольно пробежал по ее коже, словно она снова сидела в просторной комнате под фамильными портретами на стене.

– Отношения вдруг стали довольно напряженными. Она могла представить себе и это: Питер метался между женой и матерью, когда все, чего он хотел, этот великодушный мальчик, каким он был, – так это мир и спокойствие.

– Это не могло продлиться долго. Я был все еще сильно привязан к своей семье, ты знаешь, даже несмотря на то, что я не всегда был согласен с ними.

Дженни знала. Зачем отстаивать свою точку зрения о Вьетнаме? Лучше промолчать и притвориться, что согласен. Так гораздо спокойнее и приятнее.

– Она не хотела оставаться в Атланте после окончания учебы, а я хотел. Так все и кончилось. Самое смешное, что через несколько месяцев я сам уехал в Чикаго. Ну, вот это был номер два. – Питер замолчал. – Ты шокирована? Разочарована?

– Ни то, ни другое.

Ее тронула искренность его рассказа о собственном поражении. У него все еще сохранились его открытость и прямодушие. По контрасту она представила себе рассудительную манеру Джея и его благоразумие, которое не покидало его, какие бы чувства им ни обуревали.

– Что же случилось с номером три?

Как резкий порыв ветра громко захлопывает дверь, которая была широко открыта, так замкнулось и лицо Питера. Ей пришлось некоторое время ждать его ответа.

– Алиса, – сказал он. – Она умерла. – И потом, словно дверь снова широко распахнулась, он громко и быстро заговорил: – Она была чудесной, Дженни, действительно чудесной. У нее был маленький мальчик. Мы были счастливы вместе, втроем. Ее родители взяли его потом, после того, как она ушла. Я потерял его, потерял ее. Ну вот, видишь, как все обернулось? Ты понимаешь?

Дженни могла только ответить:

– Мне очень жаль, Питер.

Он бросил на нее изучающий взгляд, странный взгляд, печальный, тоскливый и одновременно с легким оттенком юмора.

– Я хочу тебе что-то сказать. Она была очень похожа на тебя. Полна идеалов и энергии. Она даже внешне немного напоминала тебя.

И снова Дженни смогла подыскать только несколько слов:

– Спасибо, Питер.

Она была глубоко тронута этим его признанием и опечалена его рассказом. Возможно ли, чтобы их счастье с Алисой оказалось долгим? С одной стороны, после двух неудач, и если он все еще оставался маменькиным сынком, это было бы весьма затруднительно. Слишком сложны пути, соединяющие людей друг с другом; нужно еще очень и очень многое понять, чтобы разобраться в этом. Теперь она определенно знала только две вещи: что Питер был хорошим человеком и что он был не для нее, что бы ни думали об этом Джилл или он сам.

– Ты выглядишь такой грустной, – с беспокойством произнес он. – Мне не следовало бы взваливать на тебя еще и свои проблемы.

– Ну что ты, – запротестовала она. – И это ты говоришь после всего, что взвалилось на тебя за эту неделю? Я думаю, я надеюсь, что с тобой произойдет что-то очень хорошее.

– О, у меня уже есть много хорошего! Ты не думай, что я жалуюсь на свою жизнь. Мне нравится, где я живу, у меня много друзей, и я занимаюсь тем, к чему всегда стремился. Кроме того, не считай, что я хвастаюсь, но должен признаться, что сам добился кое-какой известности, и довольно широкой.

– Я знаю. Джилл говорила мне об этом. Ее отец археолог-любитель, и он следит за твоими работами, особенно с того момента, как она рассказала ему о тебе.

– Они, кажется, очень порядочные люди.

– Да. Стоит только взглянуть на Джилл, чтобы понять, какие они.

Питер рассмеялся.

– А разве мы с тобой не оказали никакого влияния на нее? Давай не будем такими скромными.

– Да, да, конечно, и мы тоже.

Дженни вдруг почувствовала себя обессиленной. Этот невероятный день, который начался с горького разочарования, продолжился сценой насилия и закончился сценой в постели – это было больше, чем она могла вынести.

Она поднялась.

– Уже поздно. На этот раз ты останешься на кровати, а я буду спать здесь. Софа как раз мне подходит.

– Боишься попробовать снова, да? Не доверяешь мне?

– Дело не в этом. Я просто думаю, что так будет лучше. – Она поцеловала его в щеку. – Спокойной ночи.

Утром она проснулась поздно и увидела, что он ушел и кровать была заправлена. Он оставил ей записку: «Будь осторожней на работе с сегодняшнего дня. Запирай дверь дома тоже. Я позвоню тебе перед отлетом в Чикаго».

Встряхнувшись немного, она начала заниматься привычными утренними делами, прибралась на кухне и вымыла волосы. Затем начала заниматься изучением дел, и на это ушел почти весь день.

Ближе к вечеру в дверь постучала Ширли.

– Эй! Ты дома?

В своем новом ярком пальто, с разноцветными клипсами в ушах, Ширли явно была одета для вечеринки, отметила Дженни. Она также перехватила быстрый любопытный взгляд Ширли, скользнувший по комнате.

– Ты не хочешь сходить пообедать или посмотреть фильм? Мы с подругами собираемся.

– Спасибо, но я не могу. Меня ждет целая гора работы.

Ширли, присев на краешек кресла, пожаловалась:

– Ты ведешь себя так загадочно. По правде говоря, я уже начала беспокоиться за тебя.

– Да я и не собиралась быть загадочной. – Дженни, перекладывая бумаги, хотела, чтобы Ширли ушла.

– Господи, что случилось с твоим лицом?

Синяк на ее щеке стал фиолетовым.

– Я вставала прошлой ночью и ударилась о дверь в ванной.

Брови Ширли недоверчиво поднялись вверх.

– Дженни, что произошло между тобой и Джеем? Полагаю, я сую нос не в свое дело, но ведь мы знаем друг друга уже не один год. И хоть я не могу помочь, но мне не все равно. О, да, я любопытная, прости меня.

Несмотря на всю решимость держать себя в руках, из глаз Дженни потекли слезы. Она склонила голову над бумагами и ничего не ответила.