Мятежный - Кэти Эванс
Следующее, что я нахожу – стопку писем, перевязанных белой лентой. Скорее всего переданных лично в руки. Потому что на них нет адреса. Только её имя. Я открываю все три и сразу узнаю почерк отца.
Лана,
Мне сказали, что в последнее время ты не настроена на сотрудничество. Позволь тебя заверить, что если ты оставишь попытки покинуть остров, я сам буду тебе писать…
Д
Лана,
У него всё хорошо. Ну, а чего ты ещё могла ожидать от моего сына? Он благополучно рос в стрессовой ситуации и успешно развивается сейчас. Если ты хочешь узнать, спрашивал ли он о тебе? Да, спрашивал. И я заверил его, что с тобой всё в порядке. Не выставляй меня лгуном.
Не могу гарантировать, что позволю тебе с ним увидеться и сведу этим на нет все затраченные на сегодняшний день усилия, но и в его, и в твоих интересах, чтобы ты была на моей стороне.
Д
P.S. Повар на острове находится не просто так. Ешь.
Лана,
Как ты и просила, она на причале. Уговор был заключён ради твоего сотрудничества; оно исчезнет в одно мгновение, если ты когда-нибудь снова бросишь вызов мне или моим желаниям.
Д
Ублюдок. Даже держа её взаперти, он при этом хотел, чтобы она безропотно приняла свою судьбу? Стиснув зубы, вытаскиваю остальное содержимое ящика.
И тут на пол падает связка ключей. Я уже собираюсь нагнуться и поднять их, когда вижу на дне коробки ещё одно письмо.
И это письмо адресовано мне.
Моему сыну Грейсону,
Я вспоминаю о тебе. Каждый день я хочу знать о том, что ты делаешь и как вырос. Я прошу привезти фотографии, и, как ты можешь видеть, я получила их довольно много. Ты вырос и стал таким красивым, как я и представляла. Смотрю на них, желая, чтобы вся твоя внутренняя сила была в состоянии выдержать жизнь с таким тяжёлым человеком, как твой отец. Но я хочу верить, что с тобой всё в порядке. Пытаюсь вспомнить, какой ты сильный, какой жизнерадостный, и говорю себе: однажды ты перерастёшь своего отца, и тогда тебя уже не остановить. Ты станешь именно тем, кем хочешь.
Я писала тебе бесчисленное количество писем, но ни одно из них до тебя не дошло. Так что это письмо я спрятала подальше, чтобы быть уверенной, что оно каким-то образом до тебя дойдёт.
Я помню все наши годы вместе, я цепляюсь за них. И из всех этих лет я чаще всего вспоминаю наше пребывание в Сиэтле. Тебе нравилось, когда мы гуляли по набережной.
Мы любили смотреть на яхты и фантазировали, каково это – иметь дом, который может дать нам такую свободу.
Мы оба хотели перестать убегать, помнишь? Мы устали бегать из города в город, из дома в дом, и всё же каждый раз, когда я говорила тебе собираться, ты делал это тихо и без жалоб.
Я никогда не забуду, каким замечательным ты был сыном, и никогда не забуду тех дней. Когда мы переезжали в Даллас, Огайо, Пенсильванию или Бостон.
Теперь меня окружает вода.
С тех пор как я сюда приехала, я видела проплывающие мимо прекрасные яхты и стала одержима идеей найти способ убедиться, что однажды у тебя будет своя лодка, на которой ты сможешь уплыть далеко от любых неприятностей, подальше от всех плохих людей вокруг тебя.
В итоге, я не нашла другого способа сделать это, кроме как пойти навстречу твоему отцу.
Бежать бесполезно. И даже если бы это получилось, кто мне даст гарантию, что он не выместит свой гнев на тебе, прежде чем я смогу до тебя добраться?
Я оставалась на месте и старалась извлечь из этого всё самое лучшее.
Лучшее, что у меня есть, – это ты, Грейсон.
В этом ящике ты найдёшь то немногое, что представляло для меня ценность, особенно ключи от яхты, которую я хотела тебе передать. Это не так уж много и далеко не всё, что я хотела бы тебе оставить, но я надеюсь, что океан сможет дать тебе то утешение, которое всё это время давал мне.
Твоя любящая мать,
Лана
26
ВО ТЬМЕ
Мелани
Тьма. Холод. Назойливые звуковые сигналы. Я чувствую себя одинокой. Чувствую себя опустошённой. Слышу вокруг себя голоса и хочу пошевелиться, хочу открыть глаза. Почему я не могу двигаться? Не помню. Я вижу лица. Женщина. Мужчина. Знакомые. Хорошо знакомые голоса.
— Мелани? — зовёт женщина.
— Милая, ты помнишь нас?
Я моргаю, и сетчатку обжигает свет.
Кто…
ГДЕ…
Во мне начинает расти паника, и в этот момент в другом конце комнаты я вижу большую фигуру. Моё тело дрожит в ответ, но не от страха, а от какой-то безусловной эмоции, и сердце начинает очень сильно биться. Его лицо напряжено, на нём читается раскаяние и мука. Это страдание меня парализует. Я начинаю чувствовать боль не только в теле. Но и глубоко внутри. Не понимаю, как боль может быть такой глубокой.
Мой рот приоткрывается, но я ничего не могу произнести, и тогда женщина просовывает между моими губами соломинку. Я с трудом глотаю, в горле пересохло. Мужчина – он всё, что я хочу видеть – отталкивается от стены и начинает приближаться, его глаза внимательно изучают меня: мой лоб, брови, нос, губы, скулы, шею.
Когда он подходит достаточно близко, меня мгновенно опаляет сильный жар от того, что я смогла почувствовать запах чего-то другого, отличного от запаха дезинфекции. Лес. Мысли в голове кричат. Лес. Поцелуи. Лес. Любовь. Лес. Опасность. По щеке стекает слеза, я снова открываю рот, пытаясь сказать хоть слово, но ничего не выходит.
— Ох, думаю… может, тебе лучше уйти, — шепчет ему женщина. Не женщина. Моя мать. Моя мама, она обнимала меня, когда мне было три, десять, пятнадцать лет… а что было потом?
Мужчина колеблется.
МУЖЧИНА смотрит на меня так, словно потерял себя, и не думает, что когда-нибудь можно будет вернуть потерю.
— Нет, — хриплю я.
