Извращенная принцесса - Айви Торн
Его полотенце задевает сложную ткань красивого платья Сильвии. И хотя мне не хочется его портить, я настолько поглощена желанием, что не могу заставить себя ничего сказать. Кроме того, я намерена снять платье при первой же возможности.
Затащив меня в свою комнату, Глеб тихонько закрывает за мной дверь, чтобы не потревожить Габби. Но она так крепко спит, что я не сомневаюсь — ночь пройдет без единого писка.
— Боже, я так хочу тебя, — задыхаюсь я, прижимаясь к его губам, а мои руки исследуют твердые плоскости его стройных, мощных мышц.
— Я не мог перестать думать о тебе в этом платье, — рычит он, его рот перемещается к моему горлу и вызывает мурашки по позвоночнику.
— Правда? — Я задыхаюсь, когда его ловкие пальцы переходят к работе над пуговицами.
Он кивает, его горячее дыхание омывает мою кожу и вызывает дрожь предвкушения.
— Тогда, возможно, мне придется чаще одалживать его у Сильвии, — шучу я.
Из глубины груди Глеба раздается низкий гул, опасно близкий к рычанию, от которого ударная волна возбуждения проникает в мой клитор и мгновенно заливает трусики.
Расстегнув пуговицы, Глеб проводит руками по моей спине к молнии, начинающейся у основания позвоночника, и я не могу не задаваться вопросом, даже надеяться, что он, возможно, уже оценил, как сможет снять с меня это.
Кожа горит, я обхватываю пальцами плотно завернутый край его полотенца, наслаждаясь острым V, указывающим путь к тому, чего я жажду. Легким движением я освобождаю махровую ткань, роняя ее на пол, и открываю Глеба во всей его божественной красе.
Каждый сантиметр его тела тверд и подтянут, как у мраморной статуи, покрытой слоем шелковистой кожи. Но он дает мне лишь мгновение, чтобы полюбоваться им, прежде чем его пальцы обхватывают ворот моего платья. Он медленно проводит ими по моим плечам и рукам, пока оно не соскальзывает вниз и не опускается к моим ногам. И я остаюсь только в промокших трусиках.
Его глаза с безудержной благодарностью скользят по моему телу. Но эта визуальная ласка так отличается, так манит, как ни один из тех взглядов, которые я когда-либо привлекала в «Жемчужине» или даже раньше. Только инфернальный взгляд Глеба способен разжечь огонь в моей душе. И он превращает меня в расплавленную лужицу.
На какую-то долю секунды я задумываюсь о том, чтобы встать перед ним на колени. Я знаю, что мужчинам нравится получать такое удовольствие, в молодости меня достаточно использовали, чтобы дать понять это. Я знаю, что им нравится, когда девушки делают это ртом. И я хочу сделать что-то, чтобы порадовать Глеба, показать ему, как сильно я его ценю.
Но мне страшно, что если я попробую, то смогу вызвать плохие воспоминания. А это только испортит тот прогресс, которого я добилась в отношениях с ним. Поэтому я смело приближаюсь к Глебу, закрывая пространство между нами и беря его толстый член в руку. Он стонет, сухожилия на его челюсти лопаются, когда его пальцы находят мои бедра. Он обхватывает меня с непреклонной силой. Не настолько, чтобы причинить мне боль, но достаточно, чтобы медленно направить меня обратно к его кровати.
— А сначала будет снова больно? — Спрашиваю я, мои нервы начинают играть, когда я думаю о двух других раз, когда мы занимались сексом.
Глеб качает головой — нет, и уверенность в его глазах воспламеняет мою душу. А в их зеленой глубине смешались противоречивые эмоции, которые заставляют мое сердце биться быстрее.
Задние колени нащупывают край кровати, и, когда я опускаюсь на нее, Глеб наклоняется надо мной, медленно направляя меня по кровати, как пантера, выслеживающая добычу, пока она не окажется там, где ей нужно.
— Ты действительно хочешь этого, Мэл? — Спрашивает Глеб, делая паузу, когда я раскидываюсь на его одеялах.
— Да, — пробормотала я, кивая.
На этот раз губы Глеба медленно опускаются к моим, поглощая меня с нежностью, от которой болит грудь. По вибрации его тела я чувствую, что он сопротивляется желанию быть грубым со мной. И эта мысль пугает меня так же сильно, как и возбуждает. Я знаю, что он ходит по тонкой грани между собственным желанием и моим. Я хочу, чтобы он сделал и то, и другое или даже больше, я хочу доставить удовольствие Глебу. Чтобы доказать, что я пытаюсь преодолеть все свои страхи. Показать ему ту верность и преданность, которую он неоднократно демонстрировал мне.
Его поцелуи медленно переходят от моих губ к горлу, затем ниже, к ключицам. Дыхание сбивается, напоминая мне о нашем первом разе вместе — о том, как он довел меня до кульминации, просто посасывая мои соски. И я задаюсь вопросом, может ли он сделать это снова.
Пульс опасно пульсирует в моем клиторе, а мои складочки становятся скользкими от предвкушения, пока его губы продолжают спускаться по моей коже. Одновременно с руками они достигают моих грудей, и он ласкает мягкую плоть, разминая ее, а затем берет в рот один сосок.
Я вскрикиваю от нахлынувшей на меня волны удовольствия. А когда он легонько щиплет другой сосок, я едва не срываюсь с места.
Сжав губы, я напоминаю себе, что нужно вести себя тихо, ведь я не знаю, насколько звуконепроницаемы стены Глеба. И я определенно не хочу будить Габби таким образом.
Я чувствую, как между бедер нарастает жар моей кульминации, как пульсирует сердцевина, подсказывая, что я уже недалеко от этого неописуемого обрыва. Но прежде, чем я достигаю ее, губы Глеба отпускают мой напряженный узелок, заставляя меня задыхаться и дергаться от разочарования.
Он издал низкий мрачный смешок, не искренне веселый, от которого у меня в животе порхают бабочки, а злобный, говорящий о том, что он знает, как близко я была к этому.
Я застонала и задвигала бедрами в его сторону, желая получить освобождение, которое он у меня украл. Но прежде, чем я успеваю открыть рот, чтобы застонать, его губы проникают еще дальше по моему телу. Мучительное предвкушение смешивается с нервной застенчивостью, когда его губы приближаются к моим трусикам.
Никогда еще мужские губы не были так близко к моему клитору, и я не знаю, что чувствую по этому поводу.
— Что ты делаешь? — Я заикаюсь, мой рот перехватывает контроль, так как нервы берут верх.
— Я хочу попробовать тебя на вкус, Мэл, — дышит он, его пальцы обхватывают пояс моих трусиков, а губы зависают в нескольких дюймах над белым кружевом.
— Что? — Я задыхаюсь, мой клитор
