Нора Робертс - Дочь великого грешника
Под каждым кустом мог таиться убийца, каждый шорох в кустах сулил угрозу. Совсем близко заухал филин, зашелестели крылья. Раздался писк какого-то зверька, застигнутого хищной птицей, и вновь воцарилась тишина.
В голубом свете луны горы казались необычайно красивыми; силуэты деревьев чернели на фоне снега, темные очертания скал зазубринами впивались в небо.
И повсюду подстерегала опасность. Может быть, он ехал именно этой дорогой, а к крупу лошади был привязан страшный трофей. Ведь бедная девочка была для него просто трофеем. Он хотел позабавиться, продемонстрировать всем свою жестокость и безнаказанность.
Уилла передернулась, съежилась под напором ветра.
— С тобой все нормально?
Она оглянулась на Бена. У него глаза поблескивали в темноте, как у рыси. Взгляд был напряженным, острым.
— В день похорон отца, когда Нэйт огласил условия завещания, я думала, что более тяжелого дня в моей жизни не будет. Я чувствовала себя такой беспомощной, обманутой.
Она вздохнула, натянув поводья — впереди начинался неровный склон.
— Потом настал день еще более страшный — когда я нашла Маринада. Все, решила я, это самый страшный момент в моей жизни. Но я снова ошиблась. И вот я думаю, что самое страшное впереди.
— Я не допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Верь мне.
— Ты вел себя как последний дурак, Бен. Зачем нужно было пускаться по следу в одиночку? Я уже сказала, я не люблю героев, а еще меньше люблю дураков.
Она пришпорила лошадь, стремясь побыстрее попасть туда, где светились огни.
— Да, она мне это сказала, — прошептал Бен Адаму.
— И она права, — неодобрительно покачал головой Адам. — Ты ведь был совсем один. От меня проку никакого, Уилла была занята моей раной. Как ты мог отправиться туда в одиночку?
— На моем месте ты сделал бы то же самое.
Это было правдой.
— Но мы ведь говорим не обо мне, а о тебе. Ты знаешь, что она плакала?
Бен заерзал в седле, пробурчал:
— Вот хреновина…
— Я обещал, что ничего тебе не скажу. И не сказал бы, если бы она плакала только из-за моей раны. Но я-то знаю, слезы посвящались тебе. Если бы ты чуть-чуть задержался, она отправилась бы на розыски.
— Вот это уж было бы…
— Глупостью, — кивнул Адам. — Я попробовал бы ее остановить, но вряд ли у меня это вышло бы. Так что впредь так не делай. — Он повел занемевшим плечом. — А следующий раз непременно будет, Бен. Этот тип не отступится.
— Это уж точно.
Бен стал нагонять Уиллу.
Чертов прицел. Стоил целую кучу денег — «прицел для биатлона» называется. А сам ни к черту не годится.
Джесс вновь и вновь вспоминал случившееся во всех деталях. Во-первых, прицел подвел, во-вторых, ветер. А целился он правильно, просто не повезло, и все тут.
В первый миг, когда конь полукровки поднялся на дыбы, Джесс было подумал, что пуля попала в цель.
Эх, если бы прицел был нормальный.
Все произошло само собой, он поддался порыву. Если бы действовал по плану, Вулфчайлд валялся бы дохлый, да и Маккиннон тоже. А с сестренкой Лили можно было бы как следует позабавиться.
Джесс загасил сигарету, уставился невидящим взглядом в темноту и выругался.
Ничего, будет и другой случай. В этом можно не сомневаться.
То-то Лили пожалеет, да поздно будет.
Каждую ночь Уилла просыпалась от кошмара, обливаясь потом и давясь криком. Снилось ей все время одно и то же: она лежит голая, связанная по рукам и ногам, пытается высвободиться, но веревка впивается в тело все глубже и глубже. По коже стекает кровь, ее запах щекочет ноздри.
И всякий раз, перед тем как проснуться, она видела перед глазами блеск клинка. Нож, описав сверкающую дугу, впивался в ее тело.
Утром Уилла избавлялась от навязчивого видения, но знала, что ночью оно снова будет тут как тут.
А между тем природа просыпалась, и первые робкие признаки весны должны были бы волновать ей кровь. Крокус в горшке, оставшийся еще от матери, покрылся цветами. На лугах появились проталины, дышавшие свежей землей. Телята вовсю резвились в загонах.
Приближалось время сева. Скоро пастбища расцветут зеленью и цветами, горные луга покроются россыпью клевера и одуванчиков. Горы из белых станут серебристыми, а день пойдет на рост.
Но зима, конечно, еще не сдалась. Что ни день шел снег, однако он был уже не такой, как в феврале. А сверху припекало солнце, вселяя надежду, что холодов больше не будет. Погода стояла ясная, солнечная, радующая душу.
Из окна кабинета Уилла увидела Лили. Та почти все время держалась подле Адама, то и дело поправляя ему повязку, подавая то или это.
Рана быстро заживала. У них обоих заживают раны, подумала Уилла.
Наверное, это здорово, когда рядом с тобой преданный, любящий, безоговорочно верящий в тебя человек. Интересно было бы испытать подобное ощущение.
Но и страшно. Или все-таки рискнуть? Может быть, страхи и сомнения развеются? Вот бы погрузиться в мир безудержных, самозабвенных чувств. Испытать все то, что читается в лицах Лили и Адама, когда они смотрят друг на друга.
Уилла видела, как они обмениваются улыбками, подают друг другу какие-то сигналы, понятные только им одним. Заманчиво, думала Уилла. И, должно быть, очень согревает душу. Знать, что для кого-то ты — самое главное.
Глупости все это. Она отвернулась от окна. Столько дел, столько работы, нельзя тратить время на пустые мечтания. Да и потом, она не из тех женщин, кто сводит мужчин с ума. Даже собственный отец и тот обращался с ней как с грязью.
Вот именно. Пора называть вещи своими именами. Здесь, в кабинете, до сих пор ощущался дух Джека Мэрси. Он никогда не думал о своей дочери, ему было на нее наплевать.
А она? Уилла села в его кресло, положила руки на кожаные подлокотники. Что она значила для него? Ничего, жалкую замену сына, которым Джеку так и не суждено было обзавестись.
Даже не замену, подумала она, закипая, и пальцы ее непроизвольно сжались в кулаки. Она была для него охотничьим трофеем, причем таким, которым Джек не мог гордиться. У него на столе даже не было ее фотокарточки.
Зато все стены утыканы головами мертвых зверей. Вот трофеи, которые Джек ценил больше.
В ней всколыхнулись ярость и обида. Уилла вскочила на ноги и, не помня себя от гнева, схватила за рога голову оленя. Трофей обрушился на пол, раздался оглушительный грохот.
— Провалитесь вы все пропадом! — завопила Уилла. — Я вам не трофей!
Она вцепилась в рога горного барана, взиравшего на нее хитрыми стеклянными глазами.
— Это мой кабинет! Мое ранчо!
