Преданный - Дж. Б. Солсбери
Мой желудок немного опускается.
— Нет. Но раз уж ты об этом заговорил…
Он усмехается, притягивает меня к своей груди и целует в макушку.
— Лиллиан, я твой слуга. Разве ты не видишь этого? Позволь мне любить тебя всем, что я есть, и всем, что у меня есть. Это единственное, что я хочу делать. — Он отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза. — Мы начинаем совместную жизнь. Я буду больше участвовать в финансовой стороне, но то, что ты вносишь, то, что ты даешь мне, даешь нам, стоит больше, чем любая сумма в долларах. Разве ты не видишь этого?
— Не совсем.
Он целует меня.
— Будешь. Я позабочусь об этом. Я хочу, чтобы этот дом стал местом, которое мы вместе сможем назвать домом. Я не собираюсь больше ничего говорить о том, что мы сегодня посмотрели. Выбирай. Это будет твой вклад.
Я закатываю глаза.
— Никакого давления.
Он берет меня за руку, и мы продолжаем идти по тротуару.
— Не жалеешь, что не боролась за деньги проекта «Ит ох»?
— В такие дни, как сегодня, немного жалею. Но в основном — нет. Эти деньги все равно казались бы мне грязными.
Компания «Ит ох» в партнерстве с племенем черноногих закладывает фундамент курорта в Монтане. До сих пор не могу поверить, что идея, которая пришла мне в голову после пары бокалов вина на вечеринке, в итоге станет местом отдыха и возможностью обучения для людей во всем мире.
— Я бы хотела поехать туда, когда все будет готово.
Хадсон закидывает руку мне на плечо.
— Обязательно.
Мы входим в вестибюль высотки. Я чувствую себя немного лучше, и надеюсь, что однажды унизительная разница в наших банковских счетах перестанет меня раздражать.
— Мистер Норт! — кричит женщина с другого конца вестибюля.
Настойчивый, уверенный тон в ее голосе заставляет нас обоих замереть. Когда приглядываюсь к ней получше, я не могу угадать ее возраст, но она выглядит так, словно находится где-то между женственностью и детством. Ее обтягивающие шорты и короткий топ говорят о женщине, но лицо и живость глаз — о том, что она еще не видела мир глазами женщины.
Девушка неторопливо подходит к нам с таким взглядом, который заставил бы большинство мужчин побежать в противоположном направлении, независимо от ее возраста.
— Я искала тебя, — говорит она Хадсону.
Я смотрю между ними, удивляясь их связи. Откуда Хадсон может знать девочку-подростка?
Мой взгляд задерживается на выражении лица Хадсона, потому что его глаза расширяются, а губы приоткрываются. Он узнал эту девушку.
— Х-хей… — заикается он.
Девушка ухмыляется и бросает на меня полный ненависти взгляд. Я немного отшатываюсь, увидев гнев в ее светло-карих глазах.
— Кто ты, черт возьми, такая?
— Прости? — Вот маленькая засранка. — Кто ты, черт возьми, такая?
Она злобно ухмыляется Хадсону.
— Это твоя жена? Девушка? Забавно, что ты не рассказал ей обо мне. — Она покачивает бедром и откидывает свои длинные темные волосы мне в лицо. — Я Хейвен, — говорит она. — Я его дочь.
Хадсон
Всегда думал, что когда весь мир рухнет вокруг меня, я почувствую это. Боль или ужас, какую-то бурную эмоцию, которая подстегнет меня к действию. Оказалось, что единственное, что я чувствую, это оцепенение. И звук превращающегося в пепел мира вокруг меня — это не бьющееся стекло и не крошащийся бетон. Все, что я слышу, это мой бешеный пульс.
— Хейвен. — Я произношу ее имя, и это первый раз, когда я это делаю. — Я не тво…
— О, пожалуйста. — Она закатывает глаза, но я вижу слезы, которые она сдерживает. — Может не будем играть в отрицание?
— Мистер Норт, здесь все в порядке? — Пол, охранник здания, подозрительно смотрит на Хейвен.
— Все в порядке, спасибо.
Пол задерживается рядом, не сводя глаз с Хейвен. Как долго она уже стоит здесь в холле и ждет меня?
— Мы можем закончить этот разговор наверху, пожалуйста? — говорю я тихо. Последнее, что мне нужно, это вываливать грязное белье Нортов среди незнакомых людей.
— Что происходит? — Голос Лиллиан заставляет меня обернуться.
Черт.
— Объясню наверху.
Она делает шаг назад, и я вижу огонек в ее глазах, от которого у меня сводит живот. Как будто Лиллиан смотрит на меня в первый раз и ей не нравится то, что она видит.
Я обхватываю ладонями ее щеки и удерживаю ее взгляд.
— Ты доверяешь мне?
Испуганные голубые глаза мерцают, как будто она просматривает все наши отношения. В конце концов, хаос сменяется теплым принятием.
— Я доверяю тебе.
Слава Богу. Я целую ее лоб.
— Оу, разве вы двое не очаровательны. Фу. — Хейвен берет рюкзак и закидывает его на плечо. — Мы поднимаемся или как? Мне нужно в туалет.
Мой желудок переворачивается. Этого не может быть. Не сейчас. Не здесь. Не на глазах у Лиллиан.
Я крепко держу Лиллиан за руку, надеясь передать уверенность, которой на самом деле не чувствую.
Мы втроем входим в лифт, и Хейвен отступает в угол и смотрит на меня.
Лиллиан наблюдает за ней с настороженностью.
— У моей мамы идеальный нос. Он похож на крошечный лыжный склон на ее лице. — Хейвен наклоняет голову и хмурится. — Я всегда ненавидела свой нос. Теперь понимаю, откуда он у меня.
Лиллиан напрягается рядом со мной.
Лифт пикает, и Хейвен протискивается в двери, ведя за собой, даже не представляя, куда идти.
— Налево, — говорю я, указывая на свою дверь.
Она приостанавливается и ждет, пока я открою ее, затем входит впереди нас и бросает свой рюкзак у входа.
— Ни хрена себе… — выдыхает она, откинув голову назад, чтобы рассмотреть высокий потолок и окна. — Да, ты при деньгах.
— Ты голодна? Хочешь чего-нибудь выпить?
— Водка есть? — Она стоит у окна, любуясь видом.
— Закончилась, — сухо говорю я.
Она поворачивается лицом ко мне, ее плечи отведены назад, подбородок высоко поднят, а слишком знакомая ухмылка обещает оскорбление.
— Где моя комната, папочка? О, и мы, наверное, должны договориться о пособии. Я думаю… — Она делает вид, что считает на пальцах и подсчитывает в уме. — Семнадцать лет алиментов, пропущенные дни рождения, Рождество. О, подожди, или ты празднуешь Хануку?
— Хейвен…
— Тысяча в неделю должно хватить.
Лиллиан смотрит на меня, и боль на ее лице пронзает до глубины души. Она думает, что Хейвен — моя дочь. Черт.
Я присоединяюсь к Хейвен в гостиной.
— Почему бы тебе не присесть…
— Почему бы тебе не поцеловать меня в задницу?
Я вздыхаю.
— Хейвен, извини, но я не твой отец.
— Чушь, — шипит
