Чужой ребенок - Мария Зайцева
Я обнимаю его, прижимаю к себе, вдыхая мягкий запах волос, моргаю, чтоб скрыть слезы и бормочу:
— Конечно, все будет хорошо… Обязательно…
И даже немного в это верю. А что мне остается?
Хазаров больше не появляется в больнице, а через пять дней, перед самой Ванькиной выпиской, приезжает Ар и приносит документы на совместную опеку.
Я изучаю их, не веря глазам, не осознавая, что все закончилось.
И думаю о том, что я не права…
И все не закончилось.
Все только начинается.
Эпилог
— Ну вот чего ты копаешься? — Ванька нетерпеливо подпрыгивает у подъезда, дуется на меня, выговаривает, — Иваныч там, наверно, уже все съел…
— Ну конечно, все пять ведер малины подмел, — бормочу я, проверяя ключи от дома, телефон… Мало ли, вдруг чего-то забыла…
— Давай, погнали!
— Ага… — уныло смотрю на черный внедорожник, один из тех монстров, что постоянно теперь присутствуют в нашей с Ванькой жизни. Одно из условий Хазарова, на которые пришлось согласиться…
— Аня! — Ванька вытянулся за этот месяц, стал практически ростом с меня. А волосы стричь не дает, засранец, отрастил уже челку до подбородка… — Ну поехали!
Вздыхаю, иду к машине. За рулем сегодня знакомый здоровяк. До этого был несколько раз Ар. И один раз — Каз. Похоже, Хазарову нравится отрывать своих друзей от семей и важных дел, заставляя гонять по нашим нуждам.
И хорошо, что этих нужд не так много. По сути, за все это время мы только в гости к Иванычу в Кресты и ездили… А так больше пешком передвигаемся. Правда, это не отменяет того, что постоянно в зоне видимости какой-нибудь здоровенный трактор, но все же видимость свободы…
— Ты сегодня же с отцом встречаешься? — спрашиваю я у Ваньки уже в машине.
— Не, завтра, — небрежно роняет он, — говорил, на стрельбище поедем… С тобой, Валек?
— Нет, — басит монстр с нежным и романтичным даже именем Валентин, — Ар подскочит…
— О! Хорошо!
Ванька улыбается, предвкушая завтрашний день, а я смотрю на него и тоже улыбаюсь. Как мало ребенку надо для счастья.
Тишина, спокойствие, надежность… И чтоб с ним говорили.
Смотрю в окно, вспоминая с удивлением недавний май и себя, совершенно другую…
За последний месяц, что мы с Ванькой живем вместе, я как-то перестала себя воспринимать в отвязке от него. Это не значит, что я живу только его проблемами, нет. Просто как-то так получается, что у нас все общее: заботы, вопросы, интересы даже.
Ванька стал спокойней, мягче, перестал воспринимать отца врагом, и я этому искренне рада. Хотя и до теплых отношений далековато, скорее, вооруженный нейтралитет. Но и это несомненный прогресс.
Какие бы ни были у нас с Хазаровым отношения, он все же Ванькина родня… А родной человек — это важно. За этот месяц Ванька еще два раза навещал маму в наркологии, я думаю, что Хазаров был против, но машину регулярно присылал. Это тоже одно из выставленных им условий: ездить только на том транспорте, что предоставляет он. Я не оспаривала ни один из пунктов, на самом деле, до такой степени обрадовалась тому, что Ванька будет со мной.
И сейчас, конечно, напрягает, что Хазаров всегда в курсе наших передвижений, но, с другой стороны… Он в любом случае был бы в курсе… Он всегда в курсе всего.
И это пугает.
Иваныч выглядит бодро. От травм он полностью оправился, и сейчас с удовольствием хозяйничает у себя в доме и в огороде. Пошла малина, и мы с Ванькой объедаемся ею.
Ванька, по-свойски сунув старику руку, тут же исчезает в кустах малины.
А мы идем к дому.
Иваныч угощает смородиновым чаем, садится напротив, смотрит на меня.
Пью, прикусываю печеньем, опять пью. В итоге, не выдерживаю первой:
— Ну что?
— Поправилась малясь…
— В отпуске потому что… Не ношусь, как бешеная…
— А чего это тебя отпустили? Ты ж только месяц с небольшим отработала?
— За свой счет. Пока с Ванькой все не устаканится…
— Устаканилось? В школу его в какую определила?
— Ко мне поближе, гимназия.
— И взяли?
Пожимаю плечами. Конечно, взяли… Даже ковровую дорожку расстелили. Думаю, что нехилый взнос в фонд школы от одного не-анонима очень этому поспособствовал…
Я, опять же, не стала возникать. Ванька не сирота, почему его отец не может помогать ему? Главное, чтоб не показывался на горизонте чаще обозначенного в документах времени… Хотя, если так дальше пойдет, то, может, Ванька будет не против, чтоб и чаще…
Хазаров, неожиданно проявив несвойственную ему гибкость, на встречах с Ванькой не молчит и не строит из себя ледяного великана, а устраивает сыну незабываемые впечатления. Они уже на соревнованиях по боксу были, на спидвей ездили, и Ванька притащил кепку, подписанную каким-то крутым драйвером, и на плавание в загородный клуб с горками водными. И вот теперь на стрельбище. Не знаю, насколько это верный подход, есть ощущение, что Хазаров просто не стремится оставаться с Ванькой один на один… Но, с другой стороны, у мальчика впервые в жизни столько разнообразных впечатлений. Ему надо, ему полезно.
— А с тобой он как?
— Кто? Ванька? Хорошо… Не ссоримся…
— Нет, Тагир как?
— Никак…
Старик испытующе смотрит на меня, потом спрашивает:
— А чего никак? Он знает?
— Прекрати.
— Дочка… Он не тот человек, который так легко все спустит…
— Мне плевать.
— Не надо с ним так…
— Со мной так не надо! — неожиданно завожусь я, — думаешь, мне есть дело до него? Никакого! Если б он не был отцом Ваньки, я бы даже и не заговорила с ним!
— Но теперь-то придется…
— Постараюсь ограничить.
— Дочка… Я понимаю, он виноват… И прощения ему быть не может, мерзавцу такому… Но вы теперь связаны. А скоро еще крепче связь будет…
— Нет.
— Дочка… Не шути с ним… Лучше сама скажи…
— Иваныч, еще слово про него, и я уеду. И больше никогда не приеду.
— Ох, и резкая ты стала…
— Учителя хорошие были.
Больше мы на эту тему не говорим. Я ем малину, пью чай с печеньем, а через два часа мы едем уже обратно. Ванька, объевшийся малиной до легкой осоловелости, лениво разглядывает виды из
