Звезды сделаны из нас - Тори Ру
Быстро загуглив расписание поездов, выясняю, что нужный мне поезд отправляется с Казанского вокзала только в семь сорок шесть утра. До вокзала ехать около тридцати минут, значит в семь нужно выйти из дома. На часах уже три двадцать. Так что я ещё могу успеть немного поспать. Но только опускаюсь на кровать, как с ужасом вспоминаю, что завтра суббота, и что у Мишки день рождения, и что мы должны с мамой ехать его поздравлять. Окрыляющий энтузиазм сменяется грузом отчаяния и какое-то время я сижу в полнейшем ступоре и прострации, взвешивая все «за» и «против». Но иного выхода, кроме как сделать выбор, у меня нет.
Мама конечно на меня страшно обидится, но отказаться от этой поездки я уже не могу. Если не поеду и подчинюсь обстоятельствам, то никогда себе этого не прощу.
В Неле есть такое: желание спрятаться, сбежать, закрыться от всего мира, трогательно надеясь, что в один прекрасный миг появится кто-то очень сильный и добрый и избавит её от любых проблем. Я тоже когда-то так думал, и сейчас мне отчаянно хочется сохранить в ней эту надежду. Потому что только надежда и радость делают нас счастливыми. И пускай моя мама, погрузившись в свои страдания, отказывается это признавать, у Нелли такого быть не должно.
Я спасу её, подарю надежду и объясню всё, что я понял про Макарова, его шоблу и крутость. Я открою ей глаза на всех этих людей, которым мы собирались что-то доказать, успокою, обниму и возможно даже поцелую.
Это по-любому важнее, чем унылое поедание эклеров в реабилитационном центре в честь Мишкиного дня рождения.
Если поезд отходит в половине восьмого, то у неё я буду около семи вечера, а может и раньше, это я по Москве сужу, а у них город маленький. Благо адрес я раздобыл, когда заказывал попкорн. Она такая сидит дома вся грустная и опухшая от вчерашних слёз, и тут звонок в дверь, её мама кричит: «Неля, это к тебе». Она удивлённо выползает из комнаты и я встречаю её: «Та-дам! Сюрприз». Только нужно обязательно купить цветы, чтобы было красиво и её маме и сестре я тоже понравился.
Или можно сразу отправиться на поиски Артёма и разобраться сначала с ним, чтобы бросить его голову к Нелиным ногам. Я снова вижу себя Максимусом — великим и непобеждённым. Вспоминаю видео, опять закипаю и слышу хруст носа.
Обратный поезд в Москву только в воскресенье, и где мне провести ночь по приезду я пока не понимаю, но это уже будет потом, после нашей встречи. В конце концов, у меня есть деньги и можно отыскать какую-нибудь гостиницу.
Уснуть не получается. Запихиваю в рюкзак только зарядку от телефона, чистую футболку, чтобы не вонять после поезда, и зубную щётку. С трудом дожидаюсь, когда стрелка часов доползёт до шести сорока пяти и тихо пробравшись в тёмный коридор, обуваюсь. У мамы будильник на восемь, и когда она обнаружит моё отсутствие, я буду уже ехать в поезде.
Немного торможу на пороге. Нельзя просто так исчезнуть, ничего ей не объясняя. Но с другой стороны, она всегда волнуется только за Мишку и думает только о нём. А что, если это отличная возможность напомнить, что у неё есть и другой сын, который тоже заслуживает волнений?
Мысль эгоистичная, но согревающая. Чтобы лишний раз не шуметь, выскальзываю из квартиры без куртки, и одеваюсь только на улице. Пронизывающий ветер тут же пробирается сквозь толстовку и немного остужает мой пыл. Решаю, что позвоню маме из поезда и, может, скажу даже, что рванул с одноклассниками к Равилю на дачу, куда они действительно собирались. Она будет сильно на это ругаться, но всё же лучше пусть ругается, чем переживает. А Неле ничего не стану говорить. Это обязательно должен быть сюрприз. Очень важно понять, будет ли она мне рада или испугается и не захочет видеть.
Засунув руки глубоко в карманы куртки и спрятавшись под капюшон, я неторопливо шагаю по пустой чёрной улице и испытываю странное приятное ликование от этого непривычного, но воодушевляющего движения жизни.
Глава 37. Нелли
Бывают моменты, которые навсегда меняют тебя, забирают наивность и веру в людей, ломают траекторию дальнейшей жизни и выводят ее на другую дорогу — на ту, что не должна была стать твоей. Получив по лбу граблями, мы не умнеем, не взрослеем и не приобретаем нужный опыт, лишь становимся более циничными, осторожными, отстраненными, равнодушными.
Слезы текут по щекам, в груди горит, будто я пробежала стометровку на лютом морозе. Ни черта вокруг не вижу, и ноги сами несут меня к исписанным стенам заброшенного универмага. Ветер гоняет по асфальту сухие листья, фонарь, ссутулившись, пристально смотрит в спину, моя тень извивается далеко впереди, создавая иллюзию присутствия кого-то живого.
Стараюсь оказаться как можно дальше от проклятого коттеджа и уродов, ошибочно принятых мной за людей, но больше всего злюсь на себя: почему я искренне поверила, что смогу стать своей среди них и сумею понравиться такому жлобу, как Клименко?
От его поцелуев противно до тошноты, и я сплевываю на асфальт вязкую слюну.
Ныряю в кусты поредевшей сирени и быстро взбираюсь по изъеденным временем и стихией ступеням пожарной лестницы. Опираюсь на ржавые перила и, проморгавшись, рассматриваю до оскомины надоевшие окрестности. Темные кроны тополей похожи на лес и недобро шумят, сквозь шелест сухой листвы мне все еще мерещится музыка и хохот — сдают нервы.
Зализывать раны на покинутой всеми заброшке — так себе идея, но разве со мной может случиться что-то хуже, чем выходка Артема, тайная жизнь мамы и предательство Глеба?..
Мама... Я спорила с ней, упрямо обозначала границы, чтобы уберечь ее от своих трудностей и переживаний — ей сполна хватило неразумных поступков старшей доченьки. Я всегда шла за ее внутренним светом, верила ей, держалась за нее. А она… обманывала, недоговаривала, скрывала. И явилась первопричиной всех моих бед!
Припоминаю, как мама под покровом ночи выходила из подвозившей ее машины и, судя по габаритам, это было явно не такси и даже не Лада Гранта щедрого клиента-огородника.
