Бог Боли (ЛП) - Кент Рина
Анника опускается на кровать, ее губы раздвинуты и сухи. Она определенно обезвожена. Это причина ее безжизненности?
Я выключаю игрушки и убираю их от нее.
Она хнычет, но не пытается пошевелиться, утопая в луже собственного возбуждения.
Я планировал закончить это тем, что заставить ее признать свою неправоту и сказать, что на этот раз она выберет меня, но что-то подсказывает мне, что это не тот случай.
— Ты закончил? — шепчет она хриплым, грубым голосом.
— Я только начинаю.
— Останови это безумие.
— Умоляй.
— Пожалуйста, — она фыркает.
Мои мышцы напрягаются, а зажившая пулевая рана горит.
— Ты умоляешь не по тем причинам. Ты умоляешь о своей семье, тогда как должна умолять обо мне.
—Я не могу просто отрезать себя от них.
— Можешь. Я сделаю это.
Ее подбородок дрожит, а по щекам текут свежие слезы.
— Это не Крейтон, которого я знаю. Это не тот человек, в которого я влюбилась.
Ее печальные слова и страдание, скрывающееся за ними, затягивают петли на моей шее.
Она ненавидит то, что любит меня — или любила меня. И я хочу искупаться в крови того, кто изменил ее мнение.
Того, кто заставил ее вонзить нож, а точнее, пулю, в мою грудь.
— Крейтон, которого ты знала, был застрелен тобой.
— Крей...
— Я просил тебя не называть меня так.
— Но...
— Заткнись и слушай хорошо, Анника. Ты никогда не избавишься от меня, если только не выстрелишь в меня снова. Но на этот раз целься прямо в сердце.
Она плачет сильнее.
Я делаю вид, что ее слезы меня не трогают, даю ей воду, заставляю есть, купаю и позволяю ей заснуть, прижавшись к моей груди.
С ножом в прикроватной тумбочке. Нож, который она может схватить в любой момент и использовать, чтобы убить меня по-настоящему.
Если она это сделает, то так тому и быть.
Потому что я серьезно. Смерть — это единственное, что удержит меня от нее.
Глава 36
Анника
Прошла неделя.
Целую неделю мы были заперты на острове вдвоем.
Целую неделю меня мучил Крейтон, ставил на колени в знак покорности, пичкал игрушками, заставляя испытывать оргазм.
Целую неделю я боролась, уговаривала и умоляла. Я пыталась вразумить его, сказать, что не только мои родители сильно переживают, но и его, наверное, тоже.
Я пыталась снова ударить его коленом по яйцам и убежать, но из-за этого меня только выпороли до слез, пока я не испытала оргазм, а потом он меня трахнул.
Он наказал меня и довел до края, где единственное, что я могла делать, это стонать его имя и ненавидеть себя.
Полностью. Тщательно.
Я ненавижу себя, потому что, как бы сильно я ни хотела уйти, я также хочу остаться.
Я хочу спать в его объятиях, хочу, чтобы он трахал меня до умопомрачения. Я хочу проснуться с восхитительной болью и отметинами.
Я хочу, чтобы он нанес на меня эти отметины, а потом тщательно смазал их мазью. Он бы целовал их, заставляя меня дрожать от удовольствия и отвращения к себе.
Потому что как я могу наслаждаться обществом мужчины, который категорически отказывается позволить нам начать все заново?
Как я могу находить удовольствие в этой ситуации, когда моя семья, возможно, страдает из-за этого?
Прошлой ночью мне приснился кошмар о том, что у моей мамы ухудшилось психическое состояние, и я не могла заснуть.
После того, как я ворочалась и ворочалась, проснулся Крейтон и трахнул меня, чтобы я снова уснула.
Он стал ненасытным зверем с тех пор, как мы приехали на остров. Что бы я ни делала, он будет дышать мне в затылок, как извращенец с выносливостью сексуального демона.
Если я бегаю трусцой по берегу по утрам, он присоединяется ко мне, а потом трахает меня на ближайшем камне.
Если я пытаюсь готовить, он раздражает меня до чертиков, стоя рядом, как Мрачный Жнец, а после еды съедает меня на кухонном столе.
Иногда это происходит в процессе приготовления пищи.
Если я пытаюсь заниматься балетом, чтобы поддерживать форму, он садится напротив меня и следит за каждым моим движением, как ястреб. Затем он рвет на мне колготки и валит меня на пол.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В итоге это выглядит наиболее звериным образом, а моя милая фиолетовая тюль разорвана и разбросана по полу.
Я понятия не имею, как он достал мои вещи здесь, но они точно были у него из Англии. Когда я уезжала с острова Брайтон, я не собрала все вещи.
Какая-то часть меня надеялась, что я вернусь.
Эта часть не рассчитывала на такое развращение.
Клянусь, я не это имела в виду, когда сказала девочкам, что моей фантазией было быть похищенной.
А может, так оно и есть.
Но его причины оставили горький привкус на задней стенке моего рта.
Я ставлю суп из баранины и рыбу с картошкой, приготовленные Крейтоном, на столик во внутреннем дворике, выходящий на яркое море, а он приносит мой салат.
Мы погрузились в эту домашнюю рутину, которая при других обстоятельствах была бы просто мечтой.
Мы вместе совершаем утренние пробежки или плаваем, иногда полностью обнаженные. Он ловит рыбу у скалы, а я пытаюсь помочь, но в итоге делаю только хуже. Потом мы вместе принимаем душ. Он смотрит, как я тренируюсь, готовит обед, а потом мы ходим в походы по горам острова, и каждый день превращается в приключение. Мы говорим обо всем, или, скорее, я говорю, а он отвечает взаимностью. Мы обсуждаем школу, жизнь, искусство, как тогда, когда мы были в хороших отношениях, но он полностью закрывается, когда я спрашиваю его, собираемся ли мы начать заново.
— Я могу иногда готовить, ты знаешь, — я сажусь напротив него и морщусь от дискомфорта в заднице.
Невозможно двигаться, не чувствуя его внутри себя.
Он замечает и ценит этот факт, учитывая, как слегка подрагивает его верхняя губа.
— Я буду готовить
— Я думала, ты не умеешь.
—Это было месяц назад. Я научился.
Я киваю и откусываю кусочек салата.
— Можно мне картошку фри?
— Чипсы?
— Чипсы. Картошка фри, как угодно.
— Можешь не спрашивать, — он ставит передо мной всю тарелку.
— Ого. Ты действительно отказался от еды. Когда мы встретились в первый раз, ты чуть не убил меня, потому что я попросила попробовать.
Кажется, что это событие произошло сто лет назад. Я влюбилась в Крейтона с первого взгляда. Он был молчаливым, грозным, и это был идеальный рецепт для того, чтобы затронуть мои сердечные струны. Несмотря на его задумчивость, я жаждала разглядеть мужчину, который таился внутри него.
Я жаждала впиться когтями в его кожу и вырвать тайну на свободу.
Но, возможно, мне следовало прислушаться к его и всем остальным предупреждениям и держаться подальше. Может быть, я бы не оказалась в той ситуации, в которой нахожусь сейчас.
— Тогда ты была незнакомкой, — говорит он, зачерпывая горсть картошки фри и практически выкладывая ее поверх моего салата. — Сейчас ты ею не являешься, так что можешь есть мою еду в любой день.
Я пытаюсь и не могу не умиляться, особенно зная, как сильно он любит еду и что он, конечно, не отказывается от нее, даже самым близким людям, включая его брата и Реми.
Прочистив горло, я говорю:
— Я не могу все это съесть. Если бы я не знала лучше, я бы сказала, что ты хочешь, чтобы я потолстела.
— Ты похудела.
— Нет, с тех пор как я приехала сюда, — я испустила долгий вздох. — Почему у нас никогда не заканчивается еда?
Он молчит, похоже, занят едой, но он просто не хочет мне отвечать.
— Кто-то приносит еду? Когда?
Молчание.
— Когда я сплю?
Опять тишина.
— Крейтон!
Все еще сжимая вилку и нож, он поднимает голову, медленно жуя. Его взгляд нервирует, иногда он такой абсолютно пустой, что я пугаюсь глубины, которую он скрывает.
Иногда он смотрит на меня так, как будто не позволит мне покинуть его, никогда, а если я попытаюсь это сделать, все станет ужасно.