Анна Берсенева - Игры сердца
Иван выбрался наружу первым и вздохнул во всю грудь. Когда он перенес Северину из-под бересклета в машину, то сразу же и выехал из города, и свернул на узкую дорогу, почти тропинку, ведущую в сторону от шоссе, тоже, впрочем, неширокого.
И вот теперь он стоял над маленьким лесным озером, вдыхал ночной осенний воздух и задыхался от счастья.
Пот, выступивший у него на лбу, высох мгновенно. Ему было хорошо и легко.
Северина подошла к нему, остановилась у него за спиной.
– Ты почему босиком? – сказал Иван. – Простудишься же. А у тебя и у здоровой сил маловато.
– У меня много сил. – Ее голос прозвучал виновато. – Просто у меня низкий гемоглобин. У нас проводили диспансеризацию, и это выяснилось. Какая-то аномалия.
Иван снял свои туфли и, приподняв под мышки, вставил в них Северину.
– А приятно на траве босиком, – заметил он. – Никакой у тебя нет аномалии. Просто ты, я подозреваю, питалась как птичка небесная. Приедем в Москву и сразу начнем в тебя гранатовый сок вливать. Данька – Дедал, в смысле – отлично всякие соки пьет. Все его тетушки, бабушки и нянюшки с удовольствием изощряются. Соковыжималку специально купили. Только что из крапивы сок еще не извлекли. Над ним вообще, по-моему, многовато кудахчут. – Иван улыбнулся. – А он сразу смекнул, что к чему, и принимает все это со снисходительностью наследного принца.
– Вряд ли он будет разбалован.
По Северининому лицу тоже скользнула улыбка.
– Надеюсь. Но все равно – от тетушек его надо будет забрать. И ему такое в ежедневном режиме ни к чему, и я этих массовых гуляний долго не выдержу. Будем втроем жить-поживать. Наживать особое добро, правда, не обещаю.
– Ты… еще не передумал? – тихо спросила Северина.
– Насчет добра?
– Насчет меня.
– Слушай, – поморщился Иван, – оставь ты этот нищенский тон, а? Ну что я еще должен сказать или сделать, чтобы ты прекратила уничижаться?
– Я не уничижаюсь. – Северина покрутила головой с девчоночьей наивностью. Даже не верилось, что совсем недавно она целовала его так, что у него до сих пор болели губы. – Но это же понятно, что ты можешь найти себе более яркую женщину. Ты очень красивый…
– Знаю – как метеорит в лохани.
Северина робко провела краем ладони по его щеке. Иван прижал ее руку щекой к своему плечу и засмеялся от счастья. Глупая она все-таки! Ну что здесь еще надо объяснять?
– Ты тоже красивая, – с серьезным видом сказал он. – Твоя внешность меня полностью устраивает.
– Но ведь я… – начала было Северина.
– Ты вообще обладаешь рядом положительных качеств, – перебил ее Иван. – Вдобавок у тебя хорошие стихи.
– Ты надо мной смеешься, – покачала головой Северина.
– Ни капельки. Я не совсем равнодушен к поэзии, так что твои стихи для меня не последний фактор. Если бы они мне не понравились, вряд ли бы у нас что-то получилось.
– Но ты их только один раз слышал!
– Этого достаточно. То есть вообще-то недостаточно, но, для того чтобы понять, что ты такое, – вполне.
– Как странно… – задумчиво проговорила Северина.
– Что странно?
– Я думала, в Москве никому не нужны стихи. Ведь там такая разнообразная жизнь. А когда я туда приехала – тогда, когда мы с тобой познакомились, – то оказалось, что стихи у многих вызывают интерес. Почему ты улыбаешься?
Иван смутился. Он пытался вспомнить, узнал ли Северинино имя раньше, чем затащил ее в постель, или наоборот.
– Не обращай внимания, – сказал он. – Улыбаюсь, потому что мне хорошо. – Это, впрочем, тоже было правдой. – Так как ты приехала в Москву?
– Вообще-то я не собиралась в Москву, – сказала Северина. – Мне казалось, что она на другой планете. Да-да, это так. Ты просто не представляешь, как мы здесь живем. Нет, я люблю Ветлугу, особенно музыкальную школу. Это бывший особняк Фортунатовой, там окна высокие, почти в два света.
– А что ты делала в музыкальной школе? – с интересом спросил Иван.
– Я ее окончила по классу скрипки.
– Ничего себе! У тебя, может, и слух абсолютный?
– Да. Но это неважно.
– Хорошенькое неважно!
– Ну вот, я люблю Ветлугу. Но здесь совсем другая жизнь. И я приехала в Москву лишь случайно. Потому что… – Она вдруг сильно смутилась, но все-таки сказала, глядя Ивану в глаза: – Потому что Алексей меня преследовал. Он ждал меня в тот вечер возле общежития. Он сказал, что если я ему один раз дала, то и дальше буду давать, пока он меня сам не вышвырнет. И я в ответ на эти слова дала ему пощечину.
– Ты – пощечину? Такому бугаю? – поразился Иван.
– Это получилось само собой. Если бы у меня в руках был нож, то я его, возможно, убила бы. Но ножа, к счастью, не было. И он меня ударил. И я убежала. Он, конечно, догнал бы меня, но мне удалось остановить машину. А она ехала в Москву. Вот так я и приехала.
– У тебя потому даже сумки с собой не было? – вспомнил Иван.
– Да. Ни сумки, ни денег. А в той машине ехали художники. Они приезжали в Ветлугу, чтобы рисовать пейзажи, и возвращались домой. Они привезли меня на Винзавод.
– Где? Здесь, в Ветлуге? – не понял Иван.
– Здесь нет винзавода, – серьезно объяснила Северина. – Здесь только ликероводочный. А Винзавод – это такое пространство в Москве.
– А!.. – вспомнил Иван. – Возле Курского вокзала? Мама там однажды выставлялась, я ей картины туда перевозил. Там действительно винзавод раньше был, а потом сделали выставочные залы в бывших цехах.
– У Леонида – это тот художник, который был за рулем машины, – была выставка в Цехе Белого. И он повез всех туда. И меня, конечно, тоже. Я впервые увидела таких свободных людей, какие были там, на Винзаводе. Они улыбались друг другу, им было весело, и никто не говорил никому, что так нормальные люди не одеваются, и таких надо в психушке держать, или что-нибудь подобное. Там был такой прекрасный отдельный мир! И, конечно, все выпивали за выставку Леонида, и мне пришлось выпить водки, а это мне нельзя – я сразу теряю силы. К тому же я двое суток не ела.
– Остальное я видел, – улыбнулся Иван. – Ты уснула на ковре в мастерской.
– Проснулась и увидела тебя. И моя жизнь перевернулась.
– Моя тоже. – Иван обнял ее, спрятал лицо в ее светлых волосах. – Только я этого не понял. Мне же и в голову не могло прийти, что такое бывает, – виновато объяснил он. – Я подумал, ты обычный богемный мотылек, я их у мамы много перевидал. Дурак, в общем. Мог бы сразу насторожиться. И стихи, и вообще…
Все-таки она устала. Ну конечно, даже он устал, хотя всего лишь ждал ее под стенами тюрьмы. А она была в тех стенах. Совсем не для нее были такие испытания!
«Да еще гемоглобин», – с тревогой подумал Иван.
На берегу озера, прямо над обрывом, лежал большой плоский камень. Иван сел на него, притянул Северину за руку и посадил себе на колени. Она закрыла глаза и замерла у его груди.
