Оксана Лебедева - История одной жизни
Нет, я не изливалась ядом по отношению к ним, но мне тоже хотелось иметь возможность, вот также беззаботно, прогуливаться по обычному продуктовому магазину, и складывать в свою сумку всё, что пожелается. Белый хлебушек, куриные ножки, свининку, кусочек сыра. О каких-то сладостях, пускай даже самых дешёвых конфетах я даже во сне помыслить не могла. И хотя сейчас, всё это ещё было терпимо, мне было страшно даже представить, что я буду отвечать сыну, когда он немного подрастёт. Когда, как и всё остальные мальчишки захочет игрушек, своей собственной, а не доставшей от кого-то одежды, каких-нибудь сладостей. Как я буду объяснять ему, что его мама необразованная дура, которая, наверное, до конца жизни будет торговать на базаре и никогда не сможет обеспечить ему достойную жизнь? Порой эти мысли загоняли меня в тупик. Я была на грани. Каждый день одно и то же. С утра и до позднего вечера я не появлялась дома, промерзая на холоде и получая за это гроши. Я практически не видела своего сына. Когда я уходила, Максимка ещё спал, когда возвращалась, он уже спал. Мне оставалась, лишь укрывать его в кроватке одеяльцем, целовать в пухлые щёки. И сцеживать ему на утро молочко. Утешением было только то, что сыночек привязался в Антонине Сергеевне и по её рассказам сильно не 'шалил'. Только я ведь понимала, что ему всё равно нужно была мама. Тем более в таком ещё совсем крошечном возрасте. Иногда по ночам, когда все уже спали, а я на заказ вязала носки, варежки, шарфы или шила детские пижамки, меня пробирал плач. Жалкий такой, переполненный отчаянием. Я закрывала рот ладонью и тихо всхлипывала, боясь разбудить Максюту или тётю Тони. Я опустошалась. Морально я уже стояла на пути верной и мучительной смерти. Где-то глубоко в подсознании я понимала, что для меня наступает конец. Что я скоро не выдержу и просто брошусь под поезд или наглотаюсь таблеток. Но я держалась. Из последних сил я продолжала бороться. И теперь уже вовсе не из-за ненависти к Андрею или желания вернуться в Москву, вовсе нет. По-правде говоря за прошедший год, я исчерпала свой источник ненависти. Мне просто стало наплевать. Наплевать, как там сейчас живёт Андрей и Лебедева, что у них происходит, вспоминает ли этот лишённый совести папаша, что где-то далеко у него остался брошенный им годовалый сын. Мне было уже всё равно. Всё это осталось на их совести. Им с этим жить. А я поняла только одну вещь. Ни на кого не надо держать зла. Чтобы не случилось, как бы тяжело тебе не было, не надо давать ненависти пробраться в своё сердце. Не надо отвечать злом на зло, потому что кругом итак одна злоба. Я поняла, что я просто выше этого. Что мне нет никакого дела до своего прошлого. Я живу настоящим и думаю о будущем. И надо сказать, что постепенно я стала ко всему привыкать. Привыкать к тому, что я работаю без выходных, практически не вижу своего малыша и сплю по четыре часа в день. Я привыкла к этому,...но не смирилась. Где-то глубоко внутри я продолжала верить и надеяться, что скоро всё это закончиться. Что я, наконец, смогу начать нормальную жизнь. А точнее я просто чувствовала, что грядут перемены. Я была уверенна, что скоро должно произойти, что-то очень важное, какой-то толчок, который навсегда изменит мою жизнь. И на этот раз я уже не боялась перемен. Я ждала их. Мне нужен был этот новый глоток воздуха. И он наступил. Но всё произошло совсем не так, как я ожидала.
Тот день с самого утра начался ни как все предыдущие. Именно в тот день, я за многие месяцы первый раз освободила себя от работы и взяла немного денег из общего бюджета. Неспешно одевшись, я ещё раз предупредив тётю Тоню, отправилась в соседнее село. Уже около двенадцати часов утра автобус остановился на Сергиево-Посадском вокзале. Ещё через полчаса я уже сидела в электричке, которая неслась на пути в Москву. Я снова возвращалась в этот город. Только всего на пару часов. Мне надо было навестить своих родных. Целый год я не могла выбраться, чтобы съездить к друзьям и теперь меня пробивала волна мелкой дрожи, когда я была всего в пару километров от своих самых близких людей. Почему-то, всё время пока я ехала в электричке я думала о своей Боните. Своей маленькой привередливой кошечки, которая уже вот-вот готовилась стать мамой. Я даже улыбнулась, когда вспомнила, как застала их с Мурзиком. Тем самым котом Антонины Сергеевны. Они с Бонитой никогда не ладили. Она у меня девочка привередливая, всегда воротила нос от ободранного сторонящегося всякой ласки кота. Мурзик считался главарем бандитской группировки котяр, которые держали в страхе всех собак деревни. И он тоже всегда не упускал случая припугнуть мою Бониту. Можно сказать, они никак не могли поделить территорию. Пометили весь дом так, что за километр несло кошачьими благовониями. Поэтому надо сказать, что я была в настоящем шоке, когда ночью выйдя в туалет, я услышала из сеней тихое попискивание, а потом и увидела, как Мурзик придавил мою Бониту к полу и....В общем, то, что они делали, не предназначалось для посторонних глаз. С той ночи, практически ничего не изменилось. Они всё также продолжали шипеть друг на друга, но тётя Тони рассказывала мне, что Мурзик начал отдавать Боните свою еду, а ещё он стал отпугивать от неё всех местных котов. Я даже немного завидовала своей кошечки. За мной бы кто так ухаживал, как за ней Мурзик.
Выйдя из электрички, я, стараясь отвлечь себя от мыслей, что снова нахожусь в этом городе, забежала в цветочный ларёк и купила два скромных букетика. До кладбища я доехала только через два часа. В Москве всё-таки нечеловеческие пробки. Первого я навестила своего Димочку. Положила на каменную плиту свои одинокие гвоздики, провела рукой по его фотографии...Могила была ухоженная. Сразу видно, что за ней всегда следили. Много цветов, в основном живых....И венок 'От любящей жены и дочки'. Значит, у него родилась девочка. Представляю, какая красавица. Дима бы, наверное, был на седьмом небе, когда бы взял на руки свою крохотную дочурку. Я смогла сдержать слёзы. Прислонившись губами к мраморной плите, я тихо прошептала, что очень люблю его. Я была уверенна, что он всё так же слышит и чувствует меня.
Надюшина могила была недалеко, и она выглядела такой же ухоженной, как и Димина. Только цветов было немного. Помимо моих гвоздик был только один, очень красивый, но скромный букетик. Почему-то, когда я прислонилась рукой к её фотографии, с которой она улыбалась, и её глаза святились счастьем и безграничной любовью, меня прошила невероятная волна дрожи. Настолько сильная, что на этот раз я не смогла сдержать слёз.
- Эй, ты кто? Чего тебе здесь надо?
Я вздрогнула и резко подскочила на ноги, обернувшись назад. На меня смотрел мужчина. Скудно одетый, с помятым видом, заросшей щетиной. От него несло дешёвым спиртным. На вид я бы дала ему лет тридцать пять или сорок.
