Аноним Лера - Хенрик-Уршула
- Думаешь, мне дастся? - усомнилась я, поднимая ключ и отпирая свою комнату.
- Вам дастся, - ухмыльнулся Сташек, но под моим строгим взглядом улыбка его увяла.
- Иди, приготовь два кувшина теплой воды и чистые тряпки. Не забудь бинты, и ту мазь, что я приготовила вчера. - Перечислила я, и, закрыв дверь, отправилась приводить себя в порядок. Закончила я в аккурат к тому моменту, как Сташек стал скрестись в дверь.
- И как это понимать? - возмутилась я. Пан Хенрик уже успел размотать верхний слой бинта, и по всему выходило, что успели мы как раз вовремя.
- Я решил, что не стоит вас обременять, - пояснил он, поднимая голову.
- Сташек, вы свободны, - отчеканила я и подернула рукава, чтобы не мешали. - Уберите руки.
Я осторожно смачивала бинты теплой водой - запекшаяся на них кровь красноречиво подсказывала, что нечего и пытаться отдирать так. Я пару раз вскидывала глаза, и тут же натыкалась на спокойный внимательный взгляд серых глаз. И в какой-то момент что-то мягко толкнуло в сердце, и то запнулось, а потом застучало вдвое быстрей, и пальцы задрожали, и, кажется, краска бросилась мне в лицо. Я опустила голову еще ниже, пытаясь совладать со своими эмоциями, но получалось из рук вон плохо. Теплый запах мужского тела, гладкая кожа под пальцами, слегка подрагивающие от моих прикосновений мышцы. Негромкое размеренное дыхание, которое щекотит мне волосы и ухо. Я облизнула пересохшие губы, бросила последний бинт на стол, и взялась было за кувшин с теплой водой, как вдруг погасло электричество.
- Ой, - вырвалось у меня невольно, когда я вместо кувшина наткнулась на твердый локоть.
- Объявление, - негромко напомнил пан Хенрик, и я мысленно чертыхнулась. И правда, на тумбе напротив здания второй день моталось объявление о том, что сегодня будут вестись профилактические работы. Вот поэтому не слышно негодующих возгласов со всех этажей. - Вы запаслись свечами, панна Уршула?
- Боюсь, что нет, - вздохнула я. - А вы, пан Хенрик?
- Вы так и будете меня звать паном, да? - в его голосе я отчетливо услышала улыбку и тоже улыбнулась. - В нижнем ящике стола свечи. Можете достать.
- Хорошо, - пробормотала я, на ощупь, двигаясь вдоль столешницы, и прислушиваясь. - А вы куда?
- Здесь у меня еще лампа была, - пробормотал он, что-то роняя. Я достала связку свечей и спохватилась:
- А спички?
- У меня есть, - ответил пан Хенрик, чиркая по коробку. Мигающий огонек выхватил на мгновение голое плечо, локоть и грудь с длинным кривым шрамом. Я двинулась вперед, и через пару минут мы зажгли первую свечу. - Интересно, куда запропастился подсвечник, - он повел вокруг свечой, и я перевела дух. Щеки у меня точно были алее мака - рассматривать полуголого пана Хенрика было на редкость приятным занятием.
- Подсвечник мы уволокли вниз, в зал, - повинилась я, отводя глаза и прищуриваясь на пламя свечи.
- Зачем? - изумился он, ставя свечу в один из стаканчиков, из которых он обычно пил бренди.
- Для антуража,- еще тише ответила я, и посчитала нужным извиниться, - простите, что не спросили вашего позволения... Хенрик.
- Ничего, - посмеиваясь, ответил он. - Для антуража не жалко... Уршула.
- Давайте, я закончу, пока вы окончательно не замерзли, - куда деть глаза и руки я решительно не знала, и теперь сама не знала, чего я больше хочу - убраться поскорее в свою комнату, или же пристроить голову на его плечо и провести губами по мощной жилистой шее.
- Я не замерз, - голос его сел, и от напряжения, висевшего в воздухе, можно было смело зажигать свечи. - Мне жарко.
Я осторожно коснулась его лба ладонью, и Хенрик прикрыл глаза, глубоко вдыхая.
- Кажется, у вас жар, - пробормотала я, убирая руку. - Вы позволите?
- Что?...- тихо спросил Хенрик, и мы, наконец, встретились глазами.
- Наклоните голову, - почти сердито попросила я, злясь и на себя, и на него. На себя - за то, что не хватает сил держать себя в руках, а главным образом на то, что не хочется этого делать, а хочется кинуться с головой в водоворот глупостей. На него - за то, что слишком хорошо держит себя в руках.
Тем временем, он послушно наклонился ко мне, не сводя немигающего взгляда с моих губ, и я на мгновение прижалась ими к гладкому горячему лбу.
- У вас жар. - Констатировала я, все-таки, смачивая несчастные тряпки в воде. - Сейчас я заново вас забинтую, дам лекарство, и вы ляжете в кровать.
- Я даже не знаю, вопрос это был, или предложение, - хмыкнул Хенрик, поворачиваясь так, чтобы мне было удобнее.
- Считайте, как хотите, - пробормотала я, и краем глаза заметила, что там, где его бока касаются мои волосы, кожа подрагивает, а сам Хенрик как будто даже немного вздрагивает. - Вы что, щекотки боитесь, - изумилась я, разгибаясь.
- У вас просто очень пушистые волосы, - проговорил он почти шепотом и медленно поднял руку. Я, как завороженная, смотрела в его лицо, пока он осторожно, я бы даже сказала, трепетно, заправил мне за ухо непослушную прядь волос. Пальцы его задержались на моей шее, под ухом, и медленно двинулись вниз, очерчивая мое лицо. Потом его рука безвольно упала, и я немедленно вернулась к прерванному занятию, скрывая горящее лицо и чувствуя, как сердце колотится в горле.
- Так не туго? - спросила я, затягивая бинт, чем невольно нарушила наше молчание.
- В самый раз, спасибо, - ответил он любезно.
- Рубашка, - я помогла ему продеть руки в рукава, и машинально поправила воротник. - Сейчас я смешаю микстуру, вы выпьете ее и немедленно ляжете. - Строго сказала я, сматывая все бинты и тряпки в один комок.
- А потом?
- А потом я дождусь, пока у вас спадет жар, и оставлю вместо себя Сташека. Он, скорее всего, дальше коридорного кресла не ушел. - Я разбавила порошок чистой водой и протянула Хенрику стакан. - Пейте.
- Спасибо.
- И ложитесь.
Он молча двинулся к неприметной двери, ведущей в его спальню. Я сложила тряпки в опустевший таз, и двинулась в соседнюю комнатку, где стояла раковина и на большом столе одиноко жались бритвенные принадлежности. Увидев опасную бритву, я ничуть не удивилась. Сложив все тряпки в корзину для белья, я отправила ее по желобу вниз, прачкам, потом ополоснула кувшин. Тщательно отмыв руки, я тихо прошла в спальню. Две свечи стояли на тумбе возле кровати, скупо освещая лицо Хенрика, подчеркивая возраст, выделяя усталые морщины. Короткий ежик волос серебрился сединой, хотя немного морщин и седина - это единственное, что выдавало его возраст. Крепкое жилистое тело излучало выносливость и силу матерого зверя, и было в этом что-то настолько притягательное, что я не удержалась. Наклонившись, я прижалась губами к сухим тонким губам, и на целое мгновение позволила себе все представить. Дыхание его ни на миг не сбилось, от чего я убедилась, что он спит крепким сном. Удостоверившись, что лекарство подействовало - лоб Хенрика был прохладным и влажным, я задула свечу, и, забрав вторую, на цыпочках ушла.
