Виктория Баринова - Мы не волшебники, а только учимся
Отпив глоток пива, Коврин сказал:
— Насколько я знаю, Никита Васильевич…
По имени-отчеству Никиту не называл никто, кроме Гудкова, да и тот прибегал к официозу только для того, чтобы лишний раз унизить родственника.
— Можно просто Никита. И на ты.
— Хорошо, — кивнул Коврин. — Так вот, Никита, у меня есть к тебе предложение. Я готов выступить посредником между тобой и человеком, который мог бы вложить деньги в твое изобретение.
— Которое? — выдохнул Никита.
— У тебя их много?
— Штук десять, как минимум. Это стоящих. А всего — не меньше пятнадцати. Или двадцати…
— Отлично. Об остальных поговорим позже. Сейчас меня интересует устройство, которое ты называешь «мини-кондиционер».
У Никиты загорелись глаза.
— Здорово! Я уж думал, оно никому не понадобится. А как вы о нем узнали? Вам мое предложение пришло, да? Вы откуда?
— Это уже несущественно. Главное, что я понял: у твоей идеи есть будущее. А у меня есть человек, способный приблизить это будущее. Ты крылышки-то ешь. Остынут.
— Да у меня кусок в горло не лезет, — сказал Никита и взял аппетитное крыло с поджаристой корочкой.
— Как ты понимаешь, пока я ничего не могу гарантировать, — продолжал Коврин. — У бизнесменов своя логика, не исключено, что мои выкладки ошибочны.
Никита растерянно заморгал, но второе крылышко помогло справиться с негативными эмоциями.
— Но я думаю, что все пройдет как надо.
— Правда?
— Надеюсь. Значит, если ты не против, сейчас мы обсудим детали, на следующей неделе я поеду в Москву.
— Мне с вами надо?
— Нет, это только помешает. Мой бизнесмен не любит вступать в контакт с незнакомыми людьми.
Никита заволновался:
— Но вы же не сумеете… вы не сможете все ему правильно объяснить.
— Я попытаюсь, — усмехнулся Коврин. — Ты подготовишь для меня все необходимые материалы, расскажешь мне, что к чему.
«И ничто не помешает тебе выдать изобретение за свое собственное и пристроить его, забыв обо мне», — мысленно закончил за него Никита. Неприятное подозрение пришлось срочно заесть третьим крылышком и запить пивом.
Коврин словно прочитал его мысли:
— Можешь не волноваться. Я напишу тебе расписку, что ты лично передал мне материалы и являешься законным обладателем всех прав на изобретение.
Никита заулыбался. Он понятия не имел, будет ли иметь такая бумажка какое-нибудь значение, если придется отстаивать свои права в суде. Но ему так хотелось верить Коврину…
— А теперь давай обсудим условия.
— Какие условия? — не понял Никита.
— Что значит — какие? Сколько ты собираешься запросить за свою идею?
Решить такой сложный вопрос без четвертого крыла было никак не возможно. Четвертое крыло не помогло. Пришел черед пятого, за ним шестого. Никита жевал и думал, думал и жевал, а Коврин молча пил пиво и смотрел на него.
— Не знаю, — наконец признался Никита. — Я… как-то не думал об этом.
— Плохо, что не думал.
— Ну я… надеялся, они сами что-нибудь предложат.
— Сейчас так нельзя. Везде спрашивают, сколько ты желаешь получить.
— Откуда я знаю?
— Надо знать. Ладно. Постараюсь сделать так, чтобы все прошло без обмана.
Никита от души поблагодарил. А потом сообразил, что благодетелю должен причитаться процент.
— А как же вы?
— Что я? — удивился Коврин.
— Вы тоже должны получить что-то. Наверное, нам надо обсудить вашу… долю.
— Доля — это громко сказано, — засмеялся Коврин. — На самом деле мое вознаграждение — не твоя забота. Это задача моего московского приятеля. Спасибо за беспокойство.
Никита зарделся как маков цвет. Теперь он понимал, что чувствовала несчастная Золушка, когда рядом с кучей бобов и чечевицы появилась фея. У его феи не было длинного пышного платья, да и волшебной палочки в руках не наблюдалось, но тем не менее фея была стопроцентной.
Никита возвращался домой, набравшись пива по самые уши, и грезил о том, как он швырнет заявление об увольнении на стол Гудкову, как расскажет недоверчивым родителям, что его изобретением заинтересовались серьезные люди, как реабилитирует себя в глазах родственников.
Дома он тихонько проскользнул мимо родительской комнаты и заперся у себя. Еще некоторое время ему придется носить ярлык неудачника. Коврин своевременно предупредил его, что языком молоть не следует.
— Оперировать нужно реальными фактами, а не надеждами и предположениями, — сказал он Никите на прощание. — Поэтому пока живи как жил. Работай, как раньше, никому ничего не рассказывай. Потерпи немного, ладно?
Никита с восторгом согласился. Тайное знание о том, что скоро он в колеснице триумфатора проедется по раздутому самолюбию Гудкова, поможет ему пережить любые насмешки.
На следующий день они снова встретились, и Никита передал Коврину все необходимые документы. На обсуждение деталей и тонкостей ушло по меньшей мере часа два, но Никита не возражал. Обстоятельность Коврина только свидетельствовала о серьезности намерений. Прежде чем распинаться перед далеким московским спонсором, надо было лично убедиться в ценности изобретения. Ни разу в наивную голову Никиты не закралась мысль о том, что умнейший парень Денис Коврин может его надуть. Если нельзя верить таким, как Денис, кому тогда можно верить?
Загадочная улыбка не сходила с Никитиного лица все воскресенье, немало удивляя родителей. Они успели свыкнуться с тем, что в последнее время он всегда в плохом настроении. Но теперь, похоже, дела пошли на лад. Сынок пообвыкся в магазине, разобрался, что к чему, и перестал хандрить. Спасибо любимому зятю, который пристроил шалопая, взялся научить его уму-разуму.
Алейниковы-старшие огорчились бы, если бы узнали истинную причину веселья сына. Он об этом догадывался и поэтому мудро держал рот на замке. Привезет Коврин из Москвы подписанный контракт, тогда и карты на стол можно будет выложить. А до тех пор лучше прикидываться послушным дурачком, который смирился с тем, что всю жизнь придется ишачить на Гудкова. Ничего, он еще всем покажет!
Единственное, что смущало Никиту во всей этой истории, — роль прорицательницы Кристианы. Неужели знакомство с Ковриным — прямое следствие ее действий? Человеку с научным складом ума верилось в такое с трудом. Он бы с радостью предпочел версию случайного совпадения, но и тут его внутренний прагматик качал головой. Никто не интересовался бедным Никитой Алейниковым и его работами, а потом, как гром среди ясного неба, — счастливая случайность. Нет, все гораздо сложнее.
