Моника Айронс - О, Коломбина!
— Пошли.
Он завел ее в лабиринт, в котором улочки и тропинки между белоснежными домами переплетались с каналами в одно целое. Мощеные мостовые, аллеи, где сладко пахло ванилью и сандалом, крошечные мостики, перегнувшись через перила которых они наблюдали за проплывающими суденышками…
— Здесь так мирно и тихо, — удивленно сказала она.
— Потому что нет машин.
— Конечно. — Она оглянулась вокруг. — Я даже сразу не поняла, но это действительно так. — Она снова посмотрела вокруг. — Машины бы здесь не проехали.
— Правильно, — с удовольствием сказал он. Им здесь нет места. Конечно, остров большой, и если кто-то не хочет тратить несколько часов на пешую прогулку, садится в лодку. Но никто не может притащить эти вонючие, шумные колымаги на мой остров!
— На твой остров? Почему ты называешь его своим?
— Каждый островитянин говорит о Регонде, как об острове, который принадлежит ему, хотя на самом деле все наоборот. Регонда очень собственнически относится к своим детям. Куда бы ни отправился житель этого благословенного места, оно зовет его обратно, притягивает его, подобно магниту. — Он прервал свою речь смущенным смешком. — И вот теперь Регонда думает, что нам стоит поесть мороженого.
Он отвел ее в кафе у маленького канала, где царила такая тишина, будто весь мир забыл об этом месте. Алехандро подозвал официанта и стал разговаривать с ним на языке, которого Луиза не знала, время от времени хитро поглядывая на нее.
— Ты говорил на испанском? — спросила она, когда официант ушел.
— На карибском диалекте.
— Он мало похож на испанский язык.
— Испанцы давно поселились здесь, и потому язык, конечно, претерпел довольно большие изменения.
— Наверное, туристам обидно, что они так старались, учили испанский, а потом оказывается, что ничего не могут понять.
— С туристами мы разговариваем по-английски и по-испански, но среди своих говорим на своем диалекте.
Тут появился официант с заказом, и гондольер замолчал.
Взглянув на тарелки, она поняла его хитрые взгляды. Там возвышались целые бастионы ванильного и шоколадного мороженого, не считая двух мисок с шоколадным соусом и со взбитыми сливками.
— Я заказал шоколадный соус, потому что он мой любимый, — объяснил он.
— Надеюсь, есть его будешь только ты, — Не беспокойся, если ты его не осилишь, я тебе помогу.
Она невольно засмеялась, но, встретившись с его глазами, которые молили ее не смеяться, сразу же замолчала.
— Скажи мне свое имя, — сказал он.
— Луиза.
— Просто Луиза?
— Луиза де Монтале, — неохотно добавила она.
Он удивленно поднял брови.
— Аристократка?
— Очень незначительная.
— Но у тебя есть титул?
— Не у меня, у моего отца. Он барон.
На его лице появилось странное выражение.
— Барон? — медленно повторил он.
— Разве это имеет какое-то значение?
Ей почему-то показалось, что ему пришлось хорошенько встряхнуть себя перед тем, как ответить.
— Я понимаю, почему ты не, хотела говорить мне об этом. Луиза может делать все, что угодно, но баронесса Луиза не может позволить, чтобы ее подцепил гондольер.
— А ты ничего подобного не делал, — ответила она, чувствуя себя не в своей тарелке, ведь это она приехала на Регонду специально, чтобы «подцепить» его самого. — Неважно, как мы познакомились, я все равно рада, что это произошло.
— Я тоже, и мне хочется столько рассказать тебе, но я не могу сделать это сейчас, потому что пока слишком рано.
— Рано решать, хочешь ли ты рассказать мне о себе?
Алехандро покачал головой.
— Нет, — тихо ответил он. — Это я уже решил.
А тебя не раздражает, что я так много говорю о Регонде? — спросил он. — Наверное, каждый так же думает о своем родном городе.
— Не знаю, — задумчиво ответила она. — Не думаю, чтобы Марсель можно любить так же сильно.
— Ты там живешь?
— Да, но в детстве я жила в поместье отца…
— А, у папочки барона! Ему, наверное, принадлежит немалое количество земли.
— Да, просто огромное, — согласилась она и про себя добавила, что эта земля заложена до последнего акра.
— Итак, ты росла на природе, — продолжил он.
— Да, и я помню, как здорово там было. Я любила сидеть у окна своей спальни на рассвете и смотреть, как из тумана постепенно начинают выступать силуэты деревьев. Я воображала, что это дружелюбные великаны, которые могут приходить ко мне только в это время, и я сочиняла целые истории об их приключениях… — Она остановилась, спохватившись, что слишком далеко зашла в своих воспоминаниях.
Но он смотрел на нее, заинтересованно склонив голову набок.
— Продолжай, — сказал он.
Она стала рассказывать о своем доме, о детстве, которое провела там, о воображаемых друзьях, потому что настоящих у нее не было. Ее единственный брат был намного старше и не желал играть с такой малявкой. Вскоре она забыла обо всем, чувствуя лишь радость, что может рассказывать о своей жизни такому внимательному слушателю. Никто из семьи не интересовался ее выдумками и мечтами, поэтому она постаралась забыть о них. Но теперь оказалось, что маленькая мечтательница, которая, казалось, исчезла давным-давно в прошлом, никуда не делась, она просто дожидалась часа, когда появится подходящий слушатель.
В какой-то момент ее рассказа он заплатил за мороженое и вывел ее из кафе, пробормотав что-то насчет того, чтобы поесть где-нибудь в другом месте. Но все это он проделал, не отвлекаясь от нее и не прерывая ее рассказа.
Они зашли в еще один ресторанчик, и он сделал заказ, не спрашивая ее, что она хочет.
Так она попробовала «устрицы по-карибски», нафаршированные икрой, политые лимонным соком и поданные на льду. Это было очень вкусно, намного вкуснее, чем обед, приготовленный напыщенным поваром месье Дюпона. Гондольер увидел выражение ее лица и довольно улыбнулся.
— Мы готовим лучше всех в мире, — заявил он.
— Охотно тебе верю, — с жаром согласилась она. — Невероятно вкусно!
— Ты не против, что я делаю заказ за тебя?
Она отрицательно помотала головой.
— Я все равно бы не знала, что заказывать.
— — Тогда ты полностью в моих руках. Хорошо!
— Я совсем не это сказала, — запротестовала она. — Я лишь разрешила тебе заказывать мне еду.
— Поскольку мы сейчас едим, это одно и то же.
— Тогда мне стоит быть настороже, ведь о гондольерах рассказывают много всякого, — лукаво улыбнувшись, сказала она.
— Да? — удивленно округлил глаза он. — И что же такого ты слышала?
— Что каждый из вас — настоящий Ромео.
