Кэти Летте - Родовое влечение
Женщины дружно шикнули на нее и переглянулись.
– Так было, пока…
В глазах Джиллиан вспыхнул возбужденный огонек.
– Говори прямо. Имя, звание и номер банковского счета.
Плам принялась с завораживающей мерностью взбивать смесь для пудинга. К удивлению Мэдди, ритмичные движения преподавательницы действовали успокаивающе.
– Он натуралист. Выступает по телеку.
– А-а, вот как. Из тех, кому нравится нырять в кишащие пираньями реки? Заманчиво.
– Вовсе не заманчиво. Это значит, что он либо в телестудии, либо в экспедиции.
– Богатый?
– Нет. Вообще-то не знаю. Сомневаюсь.
– Тогда на что он тебе сдался? Что ты в нем нашла?
Зазвенел таймер духовки. Ученицы вытянули шеи. Плам вытащила противень с булочками, похожими на меха от аккордеона. По классу разлился аромат корицы, сладкий и опьяняющий. С ним смешался запах молотого кофе. Кастрюли и сковородки утратили воинственность и выглядели дружелюбно. Казалось, они соперничают с пузатыми банками для консервирования за место на полке. В оконное стекло стучал дождь, тем самым только усиливая атмосферу уюта. Мэдди откинулась на спинку стула и отдалась нежным воспоминаниям о своем возлюбленном.
– Его любознательность, его политические взгляды, его страсть и его губы, – наконец ответила она.
– Гм, – скептически вздернула бровь Джиллиан, – звучит так, будто ему для полного совершенства не хватает только шрама от дуэли.
– Его целеустремленность, его чувство юмора, его импульсивность, – Мэдди давно ни с кем не говорила по душам, поэтому сейчас не смогла преодолеть настоятельного желания пооткровенничать. – А еще то, что за его страстные объятия можно умереть. Например, в субботу мы занимались любовью три часа, и я признавала только одну позу – спиной к нему.
– Ах, да, курс фаллического лечения. Я хорошо его знаю.
Блюдо с коричными булочками, миндальным печеньем и меренгами достигло их парты. Вся изысканность куда-то делась, когда Саския, Кларисса и Октавия принялись поглощать сдобу, облизывая пальцы и подбирая крошки.
Джиллиан взяла две булочки, по одной в каждую руку.
– Как я понимаю, ты влюблена и потеряла аппетит?
– Не глупи. – Мэдди выхватила у нее одну булочку. – Я действительно влюблена, но не до такой степени.
В течение всей недели в промежутках между жареньем бекасов, ощипыванием фазанов, приготовлением соуса «тартар», варкой языка и раскатыванием слоеного теста для волованов Джиллиан Касселлс устраивала подруге экскурсии по своим любовным похождениям. Мэдди узнала об Арчибальде, чьи трусы были больше, чем его коэффициент умственного развития. «И, – добавила Джиллиан, – я уже не говорю о том, что у него не было постоянного дохода». Потом был Монтгомери, патологический скряга. «Представляешь, он даже вынуждал меня платить за себя в «Макдональдсе». Она отвергала любовников и поклонников так же беззаботно, как заказывают обед в ресторане.
Джиллиан, в нарядах от ведущих дизайнеров и с жемчугами, и Мэдди, с рыжей буйной шевелюрой и обкусанными ногтями, находили удовольствие в общении со своей противоположностью. Хотя Плам упорно втолковывала им, что два острых вкуса при смешивании могут образовать нечто неудобоваримое, их неожиданная дружба формировалась очень гладко, как заварной крем.
* * *– Вот это да-а, ну ты и дылда!
– А ты…э-э-э…
– Ну?
– Ничего.
– Да ладно тебе, говори.
– …Несминаемая.
Обе подруги, одетые только в «велосипедки», смотрели друг на друга. Трельяж только увеличивал количество пятнышек и родинок, складок и морщинок. Джиллиан спустила свои чулки с корректирующим эффектом. Кроме светлых линий, опутавших ее груди и живот, ничто не указывало на то, что ей тридцать пять.
– Липосомация, – по собственной инициативе объяснила она, шлепнув себя по бокам. – Вакуумом отсасывают все крем-брюле, профитроли и птифуры, которые не следовало бы есть. Единственный недостаток в том, что внутренняя поверхность бедер утрачивает чувствительность. Они убили все ощущения, когда отдирали жировые клетки.
– Но ведь все равно помогло?
– Да, в некотором роде. Жир перестал накапливаться на бедрах, а переместился на попу. Тогда я и его отсосала. – Она продемонстрировала обсуждаемую часть тела. – Теперь он нашел себе пристанище на диафрагме. – С беспристрастностью экскурсовода по руинам Помпеи она устроила для Мэдди экскурс в свою анатомию. – В сущности, хирурги сняли больше излишков жира, чем вырабатывают японские китобои, если, конечно, верить всему, что говорит твой драгоценный Алекс. Теперь на очереди животик.
Однако проблема в том, что жиру все равно нужно где-то откладываться. Скоро у меня будут самые толстые в мире мочки.
Мэдди разглядывала собственное отражение. Ей в ответ усмехались двадцать высоченных, абсолютно одинаковых отражений.
– А они не делают операции по укорачиванию людей, а?
– Милочка моя, ты спишь с Александром Дрейком, пределом мечтаний любой думающей женщины. Скоро ты будешь водить компанию с левым флангом тех, кто может позволить себе черную икру. Вот они тебя и укоротят. Особенно если ты будешь одеваться так же, как бы получше выразиться, вызывающе. Вот, примерь это.
Сегодня утром, во время урока, Джиллиан неожиданно повернулась к Мэдди и поинтересовалась, действительно ли та считает, что красный – ее цвет. Мэдди, чьи волосы под действием пара скрутились в тугие кольца, вытерла мокрые руки о предварительно завязанный узлом, а потом выкрашенный в алый цвет топ и о шокирующе розовые шорты и коротко ответила:
– Мы с Армани не на «ты». Просто мне хочется, чтобы другие замечали у меня налет французского изыска и наличие харизмы.
Джиллиан немедленно – как раз посредине жаркого из баранины – вытолкала ее из класса и отвела на Бонд-стрит, в один из самых дорогих магазинов, где одежда была развешена в стеклянных коробах, как редкие экспонаты на выставке.
– Надень! – приказала она, протягивая Мэдди вязаный пуловер из «альпины» со съемными «косами», бархатные укороченные брючки и свободный жакет цвета лайма. Все это очень напоминало наряд, в котором можно выступать на песенном конкурсе Евровидения. – Еще тебе нужно что-нибудь на выход.
– Что за чепуха!
– Я твой туземный проводник в таинственное племя, называемое англичанами. Закон одежды – это все. Можешь быть активным членом нацистской партии, платить жиголо за то, что он ест клецки с твоего пупка – никто не обратит на тебя внимания. Но если ты будешь носить твид со льном, то навсегда превратишься в посмешище.
Мэдди подняла руки, показывая, что капитулирует, и принялась снимать пуловер. Внезапно она нахмурилась:
